Московские элегии M. Дмитриева. Николай Добролюбов

риимной, златоглавой Москве! в Москве, про которую Пушкин сказал:

      Москва! Как много в этом звуке

      Для сердца русского слилось;{1}

      про которую графиня Евдокия Ростопчина пела:

      Ай люли! Ай люли!

      Здравствуй, матушка Москва,

      Белокаменная!

      (Стихотворения, т. II, стр. 442){2};

      а полковник Скалозуб прибавил:

      Дистанция огромного размера!

      В этой самой Москве вдруг, ни с того ни с сего, появляются элегии! Да что же с тобой, матушка, попритчилось? С чего на тебя такая тоска напала? Кто на тебя этакую напасть напустил? Скажи нам, наша родная, хлебосольная, златоглавая… Кажется, и царь-пушка, и царь-колокол, и Иван Великий, и все сорок сороков твоих при тебе остаются неприкосновенны. О чем же печалиться? Утешься, матушка, успокойся, родимая, утри свои слезы горькие. Посмотри-ко на своего братца меньшого, – как он-то потешается: каждый божий день является у него новый Демокрит, с новым смехом. А у тебя там какой-то плаксивый Гераклит явился.{3} Целых 50 элегий сочинил г. М. Дмитриев… Недобрый человек этот г. М. Дмитриев! Вздумал же ведь – нагнать тоску на целую Россию, опечаливши сердце ее, поместивши целую Москву в элегию!.. В предисловии говорит он, что хотел представить характеристику Москвы и даже намерен был назвать свои элегии: «Москва и москвичи»; да только – les beaux esprits se rencontrent![1] – название это прежде него употреблено уже было Загоскиным.{4} Что же тут элегического, – спрашиваем мы, – о чем же сокрушается г. Дмитриев, изображая Москву, добродушную, первопрестольную, всегда отличавшуюся более хлебосольным, нежели элегическим, настроением? Вопросы эти разрешаются только ближайшим знакомством с книжкою г. Дмитриева.

      Знакомство это привело нас к следующему убеждению. Добродушный поэт дошел, после горького опыта жизни, до самого отчаянного скептицизма: ему представляется по временам, что Москвы нет… то есть она есть, но только в его воспоминаниях, – реального же бытия не имеет. Это убеждение так крепко в голове и сердце поэта, что уже ничем нельзя разрушить его… Напрасно вы станете ему показывать на народные гулянья, на пиры, сплетни, кремлевские стены, карты, Марьину рощу, визиты и другие принадлежности московской жизни: ничто на него не действует освежающим образом. Очи его остаются омрачены туманом неверия, и он, в ответ на все ваши указания, только повторяет с сокрушением сердца: «Нет, это не Москва! Какая же это Москва! Разве Москва такая бывает! Нет, вот как я помню Москву, – до француза, – так то была настоящая Москва; а это что такое? Даже подобия Москвы не имеет». И вслед за тем принимается напевать элегию о том, зачем Москва – не Москва. Вот вам и объяснение того странного обстоятельства, каким образом в Москве могла явиться книжка элегий.

      Сопоставление прежней Москвы с тем, что ныне называют Москвою и во что г. М. Дмитриев не верует, не лишено некоторых любопытных черт. Несколько таких черт мы представим читателям.

      Москва, настоящая Москва, не нынешняя – призрачная, – с малолетства по гроб жизни пировать и угощать любила. Г-н М. Дмитриев представляет ее угощения в различных фазах ее развития. Он вопрошает:

      Знаете ль, русские люди, давно ли Москва молодая

      В первый раз, как боярыня, русских князей угощала?

      В тысяча во сто сорок седьмом, – москвичам ли не помнить?

      Марта двадцать осьмого сын Мономаха Георгий

      В ней Святослава встречал: знать, Москва угощать уж любила!

      Много времени протекло с тех пор, но не изменился чудный обычай московский у наших предков. Часто они собирались, и тогда —

      Сноски

      1

      В великих умах родятся одинаковые мысли (франц.). – Ред.

      Комментарии

      1

      Цитата из «Евгения Онегина» (глава седьмая, строфа XXXVI).

      2

      Цитата из куплетов Е. П. Ростопчиной в водевиле «Не влюбляйся без памяти, не женись без расчета».

      3

      Антитеза Гераклит и Демокрит, восходящая к преданию о том, что первый философ был «плачущий», а второй «смеющийся», была весьма распространенной в литературе XVIII–XIX веков (в комедии А. И. Клушина «Смех и горе»,

1

Цитата из «Евгения Онегина» (глава седьмая, строфа XXXVI).

2

Цитата из куплетов Е. П. Ростопчиной в водевиле «Не влюбляйся без памяти, не женись без расчета».

3

Антитеза Гераклит и Демокрит, восходящая к преданию о том, что первый философ был «плачущий», а второй «смеющийся», была весьма распространенной в литературе XVIII–XIX веков (в комедии А. И. Клушина «Смех и горе», в водевиле П. А. Каратыгина «Демокрит и Гераклит, или Философы на песках» и др.).

1

В великих умах родятся одинаковые мысли (франц.). – Ред.

4

Имеется в виду издание M. H. Загоскина «Москва и москвичи. Записки Богдана Ильича Вельского», выходившее в 1842–1850 годах.