Лирика, голос. Мария Степанова

мелкими

      Полуголыми стрелками,

      Все мелками расчерчено – райда-райда,

      Все зеленым наперчено, рада? Рада.

      Птички

      снесли яички.

      Мухи

      нагрели брюхи.

      Пробегают сутулые молодухи,

      крещены и в воде, и в Духе.

      Будем яица красить,

      полы-углы пидорасить.

      Будем, как те полевки —

      изюмчатые поклевки, сладчайшие башни пасхи,

      булочки, сыр, обновки.

      Это все будет у нас перекроено,

      вынуто, выделено, устроено.

      Там, где надо, утроено, чтобы хор.

      Там, где надо, немой и прямой пробор.

      Будем жить-поживать, как Маша с медведем.

      Здесь поставим кровать.

      Никуда не уедем.

      Это мне говорила

      Маша, егда курила.

      А сигарету бросит —

      Пойдет и меня не спросит.

      «Балкон, какое-то апрель…»

      Балкон, какое-то апрель,

      Тепло течет, как карамель,

      А птичий причт и женский причет

      В ушные скважины мурлычет.

      То листья брызжут в провода

      Фонтанчиками питьевыми.

      То люди ходят хоть куда

      Обходчиками путевыми.

      А я как малая собачка,

      Забывши, что жена и мать,

      Пытаюсь голосом пролаять,

      Пытаюсь ножку поднимать.

      а) «Небо вражье, небо дружье…»

      Небо вражье, небо дружье,

      Твой подол в глубоких ранах

      Пахнет до головокружья

      Мертвым, мерзлым табаком

      И черемухой в нечесаных баранах,

      Чисто вылизанных теплым языком.

      Через комья выбегает сорное:

      Боязливое, нахрапистое, вздорное,

      Мутноглазое, нетвердое, голодное.

      Солнце светит тайное, холодное —

      Вот тебе снова – дцать.

      Можешь ходя-бряцать,

      Спя-прорицать,

      Сок истицать.

      На спине, очищенной от тины,

      Наросли прозрачные пластины.

      б) «Боже, Боже, что нам делать?..»

      Боже, Боже, что нам делать?

      Нам уже не шесть, а девять,

      Жизни жидкое рядно

      Прервалось – и видно дно.

      Дно донское, день-деньское,

      Ключ прохладен, ключ горяч.

      Моет ноги городское,

      Приседая враскорячь,

      По нагретому, по желтому песочку

      Ходит-водит новоявленную дочку,

      Привстает к ним рыба на хвосте,

      Будто серый пламень на кусте.

      Дочку кормят грудью,

      Говорят ей: Груня!

      Груня понимает,

      Руки поднимает,

      Из-под небного свода воскового

      К нам выкатывает царственное слово.

      «Сонные здания…»

      Сонные зда —

      ния.

      Перекрикивая поезда,

      Мелкая скачет птица,

      Наводняется борозда,

      Вдоль которой хочу пуститься.

      Да, я знаю свой год издания

      И видала свои страницы.

      Человек, стою как теплица,

      Запотели стеклица смотровые,

      Растения в ней живые.

      Печки, почки, рифмоузлы

      В молоке, как в постели —

      Еле видимы в теле,

      Простотелы и то ли немы,

      То ли злы.

      А там, где недавно бежало, сегодня лежало

      И мокрыми линзами свет, как могло, отражало,

      Не спит половик-полосат.

      И в люльке младенец носат.

      «Было, не осталося ничего подобного…»

      Было, не осталося ничего подобного:

      Сдобного-сьедобного, скромного-стыдобного.

      Чувства раздвигаются, голова поет,

      Грязно-белый самолет делает полет.

      Ничего под праздники не осталось голого:

      Ты держись за поручни, я держусь за голову,

      У нее не ладятся дела с воротником,

      И мигает левый глаз поворот-ни-ком.

      (Горит золотая