Москва, я не люблю тебя. Сергей Минаев

потолке.

      И проверит руками надежность петли,

      А потом он взлетит.

      Я пою тебе песню любви, Москва!

      Город, который не чувствует боли и не щадит никого.

      Я люблю тебя, Москва, я твой пьяный ребенок,

      Но я тобою рожден,

      И я с тобою помру.

Гарик Сукачев. Вальс «Москва»

      Звезды

      В липком мареве ночного города, на крыше девятиэтажного дома в районе Павелецкой сидели два товарища. Хотя товарищами их назвать можно было только по несчастью. Скорее собутыльники. А по табелю о рангах московской социальной лестницы – бомжи.

      Одному из них на вид было около пятидесяти. Это был довольно высокий мужик, обладатель копны темно-русых волос, глубоко посаженных зеленых глаз, перебитого в двух местах носа и вечно полуоткрытого рта, – что в сочетании с уважительным «Михалыч» делало его лицо пусть и недалеким, но добродушным. Последние полчаса он молча сидел, подогнув под себя ноги, и несколько напряженно вглядывался в темное небо.

      Его приятель, сутулый маленький человечек, откликавшийся на «Игорек», с редкими пучками сизых волос, прокопченным лицом, покрытым сеткой морщин, и с озорными ребячьими глазами, вертел по сторонам головой, то расстегивая, то застегивая молнию на вылинявшем синем спортивном костюме. Будто пытаясь понять – жарко ему или холодно. Почему его звали «Игорек», никто не знал, ведь в давно потерянном паспорте значилось совсем другое – Феклистов Леонид Игоревич, 1948 года рождения. Вероятнее всего, эти данные он и сам давно забыл.

      Изредка он заглядывал в лицо медитирующего Михалыча и, не находя в нем признаков жизни, прикладывался к мутной пластиковой бутылке с прозрачной жидкостью.

      Зыркнув на Михалыча в очередной раз, Игорек допил остатки, швырнул бутылку вниз, проследил за ее полетом, достал сигарету и крякнул:

      – Михалыч! – и подкрепил обращение хлопком по плечу. – Э, Михалыч, слышь?!

      – Чего ты орешь-то? – нехотя отозвался Михалыч.

      – А чё ты залип? Сидишь, уставился в одну точку. Я думал, ты…

      – Что?

      – Ну, не знаю что… умер, например.

      – Лучше бы умер! – сплюнул прямо перед собой Михалыч. – Я на звезды смотрю… падающие.

      – Нафига?

      – Две звезды уже упало. Красиво. Дай сигарету, а?

      – У меня две штуки осталось.

      – Давай одну на двоих?

      – Ну на! – Игорек нехотя достал из кармана мятую сигарету.

      – Я говорю, – затянулся Михалыч, – звезды эти, которые упали. Красивые.

      – Ну.

      – Вообще-то все звезды падающие красивые.

      – Ну.

      – Чего ты заладил, «ну, ну», я тебе лошадь, что ли?

      – А чего ты ко мне пристал со своими звездами? Я тебе чё, планетарий?

      – Гы-гы-гы… пролетарий ты, а не планетарий.

      – Какой же я пролетарий, дурак ты стоеросовый, гы-гы-гы! Пролетарии работают, а я на вокзале побираюсь.

      – Ну, был пролетарием, наверное.

      – Был, – тряхнул остатками волос Игорек.

      – Помню, в детстве мать нас с братом на лето к бабке в деревню отправляла. Мы как завалимся в сено вечером. Тепло, трещат эти… как их? Светлячки, кажись. Лежим, в небо пялимся, падающие звезды считаем. Хлеб черный жуем. Лучок там, помидорчики…

      – …Водочку, – услужливо подсказал Игорек.

      – Какую еще водочку? – огрызнулся Михалыч, – я ж тебе говорю, в детстве!

      – А… я не понял, – развел руками Игорек. – Говорят, на третью падающую звезду можно желание загадывать. У меня, правда, никогда не сбывалось.

      – Ты, небось, только водку и загадывал, – осклабился Михалыч.

      – Почему сразу водку? Велосипед там… или чтобы с девчонкой познакомиться… или…

      – Вот я и жду. Пока чего-то не упала.

      – И чего ты загадаешь? Все равно ведь не сбудется.

      – Может, в этот раз сбудется. Ну, пожрать нормально на этой неделе. Чтобы Вартан со стройки опять взял цемент разгружать. И еще, – Михалыч утер нос рукавом, – чтобы ментам не попадаться, и этим, козлам… бичам вокзальным.

      – Хе-хе, ну это уже три желания, а надо одно. Звезда, она ж не золотая рыбка, ебеныть!

      – Тогда денег попрошу. Много! – Михалыч развел было руками, пытаясь показать объем наличных, но застыл. – Так, чтобы просто на улице найти и чтобы ничего за это не было.

      – Ого! И сколько много? – Игорек настороженно замер, будто эти деньги уже лежали в кармане Михалыча. Или там, внизу. У подъезда.

      – Тыщ пятьсот! Или нет! Миллион!

      – Рублей? – закашлялся от смеха Игорек. – Или, может, евро?

      – Рублей, конечно, – опасливо посмотрел на него Михалыч. – Какой же мудак теперь миллион евро на улице бросает?

      – Так и мудаков, которые миллионами рублей разбрасываются,