Русская история для первоначального чтения. Сочинение Николая Полевого. В. Г. Белинский

ерной оказии» просим этих господ заметить однажды навсегда, что «Отечественные записки» чужды низкой вражды к лицу, мимо его произведений, что они всегда преследовали и всегда будут преследовать произведения тех людей, от которых, по их природной бездарности, соединенной с ограниченностию понятий, нельзя ожидать ничего хорошего – по той самой простой причине, что в наше время чудес не бывает, и ворона никогда не запоет соловьем[3] Правда, и подобным головам случается иногда обмолвиться умным словцом; правда, и Тредьяковскому как-то раз удалось написать эти прекрасные стихи;[4]

      Воньми, о небо! и реку,

      Земля да слышит уст глаголы,

      Как дождь, я словом потеку,

      И снидут, как роса к цветку,

      Мои вещания на долы![5]

      Но в продолжении и в окончании этих стихов, достойных Державина, опять-таки сказался почтенный профессор элоквенции, а паче всего хитростей пиитических, Василий Кириллович Тредиаковский, изобретатель гекзаметра, который может соперничать только разве с октавами одного позднейшего изобретателя в том же роде[6] Умные обмолвки «профессоров элоквенции, а паче всего хитростей пиитических», напоминают прекрасную эпиграмму Баратынского:

      Глупцы не чужды вдохновенья;

      Им также пылкие мгновенья

      Оно как гениям дарит:

      Слетая с неба, все растенья

      Равно весна животворит.

      Что ж это сходство знаменует?

      Что им глупец приобретет?

      Его капустою раздует,

      А лавром он не расцветет[7]

      И потому, есть имена, которые никогда не встретят в «Отечественных записках» похвалы своим произведениям.

      Но не к таким именам принадлежит имя г. Полевого. Мы поставляем себе за особенное удовольствие и за честь признавать в г. Полевом человека необыкновенно умного и даровитого, литератора деятельного, оказавшего, в качестве журналиста, важные услуги русской литературе и русскому образованию. Мы только не видим в нем гения, каким ему иногда угодно было признавать себя в порывах свойственного человеческой слабости самолюбия. Уважая многие из его произведений, как имеющие неоспоримое достоинство для своего времени, мы не видим в них творений не только вечных, но даже и долговечных. И что ж тут унизительного или обидного для г. Полевого? Всякому свое: один творит для веков и человечества, но, доступный только немногим избранным, не служит сильным рычагом для движения общества; другой пишет для эпохи и сливает свое имя с историей этой эпохи. Последний еще скорее получает свою награду, чем первый: часто, теряя в потомстве первобытное свое значение, он тем выше в глазах современников. Разве это не лестно и не славно? Разве для этого не должно, как говорит Гамлет, «быть избранным из десяти тысяч»?..[8]Но, повторяем: отдавать должное не значит приписывать излишнее, и заслуга не защищает от порицаний в ошибках. Г-н Полевой оказал великую заслугу литературе своим «Телеграфом», и мы умеем быть благодарны за нее, но не до такой же степени, чтоб не видеть, что с «Телеграфом» кончилось время его журнальной деятельности, и что если его имя воскресило на минуту «Сын отечества», то его же редакция и снова уморила этот несчастный журнал[9] Всему свое время; жизнь угасает и в народах, не только в отдельных людях; с летами угасает и гений, не только дарование, как бы оно ни было сильно: Шеллинг живой пример[10] В свое время литературные и эстетические взгляды и мнения г. Полевого были и новы и верны, давали литературе и жизнь и направление; а теперь нисколько не удивительно, что он задним числом судит о Пушкине, Гоголе и Лермонтове. И должно ли быть нам равнодушными к подобным суждениям, особенно, когда их источник, кроме отсталости и устарелости, заключался еще и в недовольстве собою, в журнальных расчетах, в раздражительности самолюбия? Г-н Полевой оказал важную услугу, поставив «Гамлета» на русскую сцену;[11] но это все-таки не мешает нам видеть в его переводе довольно жалкую пародию на великое создание Шекспира и, – хотя, может быть, этому-то обстоятельству и обязана пьеса своим успехом в толпе. Поэтому мы убеждены, что никто из людей умных и благонамеренных не увидит пристрастия в наших постоянно одинаковых отзывах о жалком драматическом поприще г. Полевого. Конечно, многие из его драматических Пьес несравненно выше всех произведений наших доморощенных водевилистов, от г. Ленского до г. Коровкина включительно; но что же из этого? Разве это слава – написать роман, который будет выше всех романов гг. Зотова и Воскресенского? Нет, если это и слава, то не для г. Полевого: мы ценим его выше и от души советуем ему перестать состязаться с театральными писаками и побеждать их… Иное, удивляя бессмысленную чернь[12] недостойно внимания порядочного человека; есть венцы, унижающие голову, на которую надеты: ведь и венок из калуфера и мяты – тоже венок, но какие люди могут дорожить им и добиваться его?.. Г-н Полевой

3

Белинский имеет в виду многочисленные критические выпады против Полевого, содержавшиеся в его статьях 1840–1841 гг. (см.: наст. изд., т. 3, статья «Полное собрание сочинений А. Марлинского», «Репертуар русского театра…» Кн. 1 и 2. «Пантеон русского и всех европейских театров», ч. 1», «Журналистика» и др.).

4

«Вместо слов: «эти прекрасные стихи <…> хитростей пиитических» в «Отечественных записках»: «пять прекрасных стихов; но зато во всех остальных его творениях виден почтенный «профессор элоквенции и хитростей пиитических». Такие умные обмолвки «профессоров элоквенции»…»

5

Белинский цитирует первую строфу «Оды XVIII. Парафразис вторыя песни Моиссеевы» В. К. Тредиаковского (1752).

6

Намек на С. П. Шевырева (см. статью «Педант» – наст. т., с. 382–389 и примеч. к ней).

7

В этой эпиграмме Е. А. Баратынского (1828) 2-я и 3-я строки читаются:

Как светлым детям аонид,И им оно благоволит.

8

Усеченная цитата из «Гамлета» (д. II, явл. 2, реплика Гамлета).

9

С конца 1837 г. Половой принял на себя редакцию «Сына отечества»; этот журнал не пользовался успехом.

10

В последний период своей деятельности Шеллинг приступил к разработке «философии мифологии и откровения», критикуя философию, основывающуюся на разуме. Как раз в 1841 г. публичная лекция Шеллинга (которому тогда было 66 лет) о своей новой философии вызвала решительный отпор, знаменовавший собой утрату влияния этого мыслителя на современников.

11

Премьера «Гамлета» в переводе Полевого состоялась в Московском театре 22 января 1837 г.

12

Вместо слов: «Иное, удивляя бессмысленную чернь <…> добиваться его» в «Отечественных записках»: «Г-н Полевой задумал писать «Историю русского народа» и, вместо истории, написал журнальную статью в шести томах, наполненную полемическими выходками и беспрерывно противоречащую самой себе. Статья эта, за недостатком жизненных сил, скоро остановилась, и сам автор, вероятно, увидел с прискорбием, что взялся не за свое дело… Но»