Не убий. Леонид Андреев

ьких случайных стульев. За окнами – окон всего три – в сетке дождя смутно различаются почерневшие углы и крыши надворных построек, за ними – голые стволы и ветви большого и старого сада.

      При открытии занавеса, на сцене одна Василиса Петровна, кулабуховская экономка, – женщина с приятным лицом. Одета неряшливо и плохо, но волосы причесаны и подвиты. Сидит на кончике стола, глубоко задумалась о чем-то. Возле на столе под опущенной рукой лежит черное шерстяное платье.

      Входит дворник Яков.

      Яков. Что задумались, Василиса Петровна? Я пришел.

      Василиса Петровна (не поднимая головы и не меняя позы). Да вот думаю все.

      Яков. Ну, думайте.

      Василиса Петровна. Холодно. Да, вот думаю все. Ты знаешь, Яков, сколько у меня денег было, сбережений моих?

      Яков. Я частокольчик доломал, теперь дня на два топлива хватит. Затопить, что ли? Холодно тут.

      Василиса Петровна. Потом. В сберегательной кассе лежало у меня триста пятнадцать рублей, да на руках было пятьдесят или сорок, не помню точно. Да заложила я платьев, браслетку золотую, ризу с иконы серебряную, машину швейную, две подушки настоящие пуховые и разного другого – всего на сто двадцать рублей. Да половину квитанций продала за сорок рублей: вот ты и сосчитай, Яша, сколько за два года вышло.

      Яков. Здорово.

      Василиса Петровна. Да уж так здорово, что завтра хоть на паперть идти! Ни копейки, Яша, нет. Думала это платье отнести, да в чем же я его понесу, самой надеть нечего, одно только приличное и есть… Ах, батюшки, а у знакомых-то я побрала денег, совсем забыла: рублей шестьдесят, не меньше. Вот забыла, вот забыла!

      Яков. Да моих семнадцать рублей считайте.

      Василиса Петровна. Совестно вспомнить, какая я глупая была! Я ведь вначале по первому разряду его содержала, думала, что он просто шутит или притворяется, чтобы испытать меня. Они ведь разные бывают, и особенно миллионеры: просто, думаю, фантазия, обижен родственниками, вот и придумывает. А оказалось-то и совсем серьезно: до последней нитки объел, как саранча! Холодно, Яша. О, Господи, шпалеры-то как обвисли. Каждый день на них гляжу, а все никак привыкнуть не могу… да и нельзя к этому привыкнуть. Что, дождь идет?

      Яков. Идет. Надо рюмочку выпить, Василиса Петровна.

      Василиса Петровна. Нет, Яков, не надо. А ты где достал?

      Яков. У Феофана двугривенный выпросил. Надо рюмочку выпить, Василиса Петровна.

      Василиса Петровна. Ведь я даже вина не пила, Яша: тебе трудно представить, а я чище всякой барыни ходила. Но вот тебе клятва моя, Богом клянусь: если мне это удастся и будут у меня деньги, ни одной капли в рот не возьму! Это такое унижение, Яков, когда женщина пьет, это так недостойно ее пола.

      Яков. Налить?

      Василиса Петровна (вздыхает). Ну, давай. Думала ли я когда-нибудь, Яшенька, что буду вот так сидеть… с Яшей-дворником и водку пить. Много мне гадалки гадали, а такого случая ни одна угадать не могла. Ух, как холодно, руки, ноги болят.

      Яков. Согреешься!

      Вынимает из кармана полбутылки водки и небольшой кабацкий и исщербленный по краям стаканчик, наливает и подносит Василисе Петровне.

      Выкушайте на здоровье, Василиса Петровна.

      Василиса Петровна. За твое здоровье, Яша. (Пьет и кашляет, покачивает головой.) Вот и выпила, Яша!

      Яков. Что?

      Василиса Петровна. И в кого ты, Яша, такой рыженький уродился?

      Яков. В отца, Василиса Петровна. У нас в роду все с краснинкой, а есть так и совсем красные. А что, не нравится?

      Василиса Петровна. Нет, нравится, Яша! А я ведь не о платьях думала – сидела.

      Яков. А о чем?

      Василиса Петровна. А все о том. Надо кончать, Яков.

      Яков. Что ж, кончим.

      Василиса Петровна. Надо… завтра, Яша.

      Молчание.

      Яков. Что ж, можно и завтра. Какой завтра день?

      Василиса Петровна. Кажется, – пятница, не помню. Дело в том, голубчик, что мы очень легко можем опоздать.

      Яков. Митька-наследник опять мимо ворот прохаживался.

      Василиса Петровна. Ну, да. Объявят они его сумасшедшим, тогда все пропало.

      Яков. Хитрый он – не поддастся. (Смеется.) Нет, ты скажи, бабочка, что за чудеса: и сколько у нас в саду собак, со всей Москвы сбежались, рады мертвому месту – и мне-то страшно ходить. А он тебе целую ночь между собак бродит, и хоть бы одна его тронула. Царь собачий!

      Василиса Петровна. Это правда, он очень хитрый. Он ужасный человек, Яков. И я думаю, что он вовсе не сумасшедший, но ведь не могут же наследники терпеть такое неприличие. Наконец и им деньги нужны: Дмитрий Николаевич