Стихотворения. Александр Амфитеатров

телей военноморской академии был отобран учебник полковника Кладо. Из учебника были вырезаны и сожжены страницы, заключавшие в себе критику некоторых деятелей русско– японской войны, а также проводившие взгляды на необходимость отстаиванья своих мнений. После операции книга была возвращена слушателям.

(«Киевская Мысль» № 64).

       Споём мы на лад петербургской земли:

       – Ой, ладо, ой, ладушки-ладо!

      В морском министерстве намедни сожгли

       Учебник полковника Кладо.

      Почто же такой возгорался костёр,

       Как призрак былых инквизиций?

      Крамольный учебник был слишком остёр

       В разборе цусимских позиций.

      Коварною ложью смущая умы,

       Шептал он, с кивком на уронцы,

      Что в битве тогда победили не мы,

       А нас расчесали японцы.

      Сплетая для внемлющих юношей сеть,

       Шипел он змеиным обманом,

      Что надобно думать, сужденья иметь,

       Не быть автоматом-болваном.

      Но зоркая Правда на хитрую ложь

       Восстала с коробкою спичек,

      И вырезал ложь из учебника нож,

       И вспыхнули пачки страничек.

      Безумный полковник! ты вник ли, когда

       Преступное тлело тисненье,

      Что паче ерунд всех твоя ерунда —

       Отстаивать право на мненье?

      Держи, коли велено, руки по швам,

       Нам критиков даром не надо…

      На лад министерский пропели мы вам:

       Ай, Кладо! Ай, Кладушки-Кладо!

      Ода на победу над граммофоном

      Тов. м.в.д. Золотарёв обратился к Щегловитову с предложением ввести цензуру граммофонных пластинок.

Телеграмма

      Ты знаешь бич ужасный века?

      Ты слышал звук удавный тот,

      Как будто душат человека,

      А он, хоть душат, всё поёт?

      Внебрачный правнук аристона,

      Синематографа кузен,

      Под мрачной фирмой граммофона,

      Россию взял в крамольный плен.

      Холмы, долины, грады, веси,

      Взревели, им оглашены,

      Как будто в них вселились бесы,

      Геенским скрежетам верны.

      Но в помещении закрытом

      Ещё свирепей граммофон —

      Как будто болен дифтеритом

      В нём даже Собинова тон!

      Орёт жестокая машина,

      Хрипя, храпя, шипя, звеня —

      Гремит Шаляпина «Дубина»,

      Его-ж – «Колена преклоня»!

      То – Карапетом либо Ицкой

      Врёт анекдоты без конца,

      То заголосит вдруг Плевицкой

      Скандал про «Ухаря-купца».

      Подобны ржавому железу

      В нём трели даже серебра…

      Порою грянет «Марсельезу»,

      Порою рявкает «ура»!..

      А, в заключение несчастий,

      Звончее, чем локомотив,

      Гнусит он Вяльцевою Настей,

      Как будто насморк захватив.

      Но граммофонного страданья

      Свершился рок, окончен срок,

      И, горделивым в назиданье,

      Готов решительный урок.

      Патриотической натуре

      Несносен стал крамольный рёв,

      И подчинить его цензуре

      Решил мосье Золотарёв.

      Статьёю сто двадцать девятой

      Заткнётся дерзостная пасть.

      Узнаешь, граммофон проклятый,

      Что значит крепкая-то власть!

      Одет в намордники повсюду,

      Явишь закона торжество,

      Пища: «простите! я не буду!

      Не буду больше, вашество!».

      Спасла от горя государство

      Опять Всевышнего рука,

      И новый опыт Золотарства

      Прославят русские века!

      Афоризмы

1

      Наш век – таинственный и пёстрый маскарад, —

      Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке! —

      Где ум давно надел дурачества наряд,

      А глупость с важностью гуляет в умной маске!

2

      Когда ты истинный поэт,

      Твори без фанаберий,

      Не издавай свой юный бред

      И не пиши мистерий.

Не позднее 1912

      Мнительный лаокоон, или Обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду

      Хоть говорят, говорят, что «времена уж не энти-с!»,

      Но