Жена Пентефрия. Алексей Мошин

ся, чтобы войти в магазин, и вдруг увидал молодого человека, который ему поклонился, снимая мягкую плюшевую шляпу.

      Господин с седыми усами левой рукой взялся за котелок, а правую протянул молодому человеку и сказал с улыбкой:

      – Куда скрылся наш знаменитый художник, почему не кажет он глаз к своим друзьям?

      – Вы так заняты, Павел Васильевич: когда ни спроси – либо в каком-нибудь заседании, либо у министра…

      – Так жена же дома бывает… Ей поневоле приходится скучать одной… Её бы развлекли… Для вас, Борис Михайлович, всегда наши двери открыты… Да вот поедемте-ка сейчас к нам обедать… Вы свободны?

      – Свободен-то я свободен…

      – Ну, и нечего отговариваться. Только вот на минутку зайдём в магазин, – хочу жене сюрприз сделать: высмотрел землянику с Канарских островов… Какая прелесть!..

      Они зашли в магазин, купили землянику, сели в поджидавший Павла Васильевича Буласова собственный экипаж, с бритым кучером в ливрее, и породистый рысак быстро помчал на Сергиевскую, мягко погромыхивая колёсами на резиновых шинах.

      II

      – Верочка, вот тебе земляника с Канарских островов, только что получена в Петербурге, а вот тебе и наш знаменитый Рубаченко… Не думай, что Борис Михайлович сам вспомнил про нас: я случайно поймал его на Невском…

      Красивая брюнетка лет двадцати пяти, в дорогом домашнем платье, укоризненно взглянула на Рубаченко своими томными глазами:

      – Хорошо ли забывать своих друзей, Борис Михайлович?..

      – Повинную голову и меч не сечёт, Вера Николаевна… К тому же я и не забывал, а только заработался…

      За обедом, который подавали два лакея во фраках, – Рубаченко всё не переставали журить за то, что он забыл старых друзей…

      После обеда Павел Васильевич сейчас же уехал, – он спешил на какое-то заседание, хотя ему сильно хотелось полчасика уснуть.

      Рубаченко порывался также уехать, но Павел Васильевич сказал, что он вернётся очень скоро: нужно только показаться, – и сейчас же можно удрать, и что он обидится, если Борис Михайлович не посидит у них час, до его возвращения.

      – А что вы без меня остаётесь, – какие между нами этикеты, – вы наш друг… – сказал Павел Васильевич.

      Рубаченко пришлось остаться.

      Вера Николаевна и Рубаченко перешли из столовой в гостиную.

      – Ну, рассказывайте, Борис Михайлович, как вам живётся? – спросила Вера Николаевна, усаживаясь на кресло, и указала художнику другое, возле себя.