Фиалки по средам. Новеллы. Андре Моруа

ую силу. Меня шокировал его эгоизм – я был растроган тем, что он сделал меня своим доверенным лицом. Я с трудом выносил его утренние, часто бесконечные телефонные разговоры. Если он не звонил мне три дня, я начинал скучать по нему.

      Сегодня утром он был краток и неумолим:

      – Дорогой мой, я буду вам очень признателен, если вы бросите то, что пишете в данную минуту, и подскочите сюда. Мне нужно вам рассказать нечто очень важное.

      – Право же, Робер, вы злоупотребляете моей дружбой и терпением… Вы призываете меня к себе по три раза в неделю… как правило, по какому-нибудь пустяшному или незначительному поводу. Я только что взялся за статью. Оставьте мне право на личную жизнь!

      Через пять минут спора я понял, что потрачу меньше времени, если поеду к нему: в случае отказа он продержал бы меня все утро на телефоне. В то время он жил довольно близко от меня. Через четверть часа я вошел в его кабинет. Он сразу заговорил самым сладким тоном. Я знал по долгому опыту, что комплименты в устах Фабера – это всегда вложение капитала. Каких же дивидендов он ожидал в этот раз?

      – Дорогой мой, – сказал он, – я только что прочел вашу штучку о Менетрие. – Это шедевр тонкости, вкуса, стиля. Поистине вы единственный критик нашего времени…

      – Спасибо. Что вам нужно от меня?

      – Ну… я не знаю, знакомы ли вы с мадам Астье… мадам Адриан Астье?

      – Вы же сами представили меня ей. Очень красивая женщина.

      – Ведь правда же? Она из мелкобуржуазной семьи, но в ней есть блеск, свежесть и даже остроумие, дорогой мой… В общем, я от нее без ума.

      – На два месяца или на две недели?

      – В таком деле время не значит ничего… Единственное, в чем нельзя сомневаться: в данный момент в мире для меня существует только она… И как раз сейчас возникла уникальная возможность съездить вместе с ней в Испанию… Да… Ей хочется увидеть Андалусию, а муж, у которого дела на Дальнем Востоке, будет отсутствовать два месяца… Все могло бы устроиться самым лучшим для меня образом… Но остается Одетта… Бедная малышка Одетта, я дал ей торжественное обещание, что Пасху мы проведем в кругу семьи, в Боваллоне. Вот уже три года я не отдыхал вместе с ней и детьми… Она будет безутешна.

      – Разумеется, но я не понимаю, почему вы обращаетесь ко мне…

      – Почему? Да потому что только вы, дорогой мой, можете оказать мне услугу и уговорить ее… Я знаю, что Одетта полностью доверяет вам… Если вы объясните ей, что моя будущая пьеса, действие которой происходит в Испании…

      – Вам необходимо, чтобы понять местный колорит, поехать туда вместе с француженкой? О нет, я не смогу это объяснить… Не забывайте, что Одетта для меня – такой же и даже больший друг, чем вы… Если она, как вы сами говорите и как мне хочется верить, питает ко мне полное доверие, то именно потому, что я всегда был честен с ней. А вы предлагаете мне совершить нечестный поступок.

      – Нечестный поступок! Да нет же, дорогой мой… Напротив, я полагаю, что вы, именно как друг Одетты, окажете ей большую услугу… Подумайте сами… Предположим, она не согласится и сделает драму из этой пустяковой истории… Что произойдет? Это разрушит нашу семью… Бедная малышка Одетта, она этого не переживет… И кто же будет ее убийцей? Вы…

      Этот знаток театра знал, как поставить сцену. Я понял, что в очередной раз мне придется ради собственного спокойствия уступить.

      – Хорошо… Я поговорю с Одеттой, однако не обещаю, что буду защищать вашу позицию… Я ее просто изложу, не более того.

      – Но вы не будете ее оспаривать? Я только этого и жду от вас… Сейчас я позвоню Одетте. Я оставлю вас одних, и вы сможете спокойно поговорить.

      Я попытался добиться отсрочки. Тщетно. Как и герои пьес Фабера, он был неудержим и деспотичен. Нажав на кнопку, он взял трубку и сказал секретарше:

      – Попросите мадам Фабер немедленно приехать в мой офис, – после чего встал и вышел.

      Через какое-то время вошла Одетта.

      – Так вы здесь, Бертран! Какой приятный сюрприз! Что вы сделали с Робером? Он мне только что звонил.

      – Да, дорогая Одетта. Он хотел, чтобы мы с вами поговорили.

      – Поговорили? Как таинственно! Робер поручил вам что-то передать мне?

      – Именно так.

      И я попытался тактично подготовить ее к дурной новости. Я сказал, что Робер переутомился, что его здоровье меня тревожит, что пьеса у него не идет, что ему нужно провести несколько недель одному в той самой обстановке, которую он выбрал для своей драмы. Она слушала меня с улыбкой, а затем откровенно расхохоталась.

      – Милый Бертран! – сказала она. – Сколько трудов, чтобы сообщить мне, не причинив боли моему несчастному сердцу, что Робер желает поехать в Испанию со своей новой пассией и оставить меня на целый месяц одну!

      – Как? Вы знали об этом?

      – Я не знала, я предполагала, и ваши шитые белыми нитками доводы подтвердили мою догадку… К счастью! Представьте, Бертран, что мне тоже необходим месяц свободы…

      – Вы хотите поехать в Боваллон с детьми?

      – Вовсе