Лес теней. Франк Тилье

не имеют никакого отношения. Но вы попали в больное место, вы ткнули их носом в то, что они изо всех сил гонят от себя. В их собственную смерть, в реальность разложения тела.

      Давид согласился с этим наблюдением. Наконец-то хоть один читатель его понял.

      – Быть может, я совершил ошибку, – продолжил он, голос у него больше не дрожал. – Но я не принял в расчет тот факт, что книга должна развлекать, отвлекать. Словом, быть такой, знаете, которую листают у камина после тяжелого рабочего дня… Я хотел писать о самом ужасном, постоянно, на каждой странице. И чтобы было реалистично. Более чем реалистично. В следующей книге я постараюсь так больше не делать.

      – Не делать? Да что вы, наоборот! Во всяком случае, одного человека вы своим решением точно не осчастливите! У меня только и остались… они… книги…

      Он вздохнул, глядя в пол.

      – К сожалению, я должен прислушаться к критике, угодить вкусу читателей… Только так можно стать известным.

      – Пойти против природы? Гм… Не уверен, что это верное решение… Ваша манера рассказывать истории говорит о том, что вы, как мне кажется, человек сумрачный, страстный… Но я, быть может, ошибаюсь…

      – Не ошибаетесь, нет. Сумрачный, да… Думаю, это верное определение… Меня посещают довольно мрачные видения.

      – Мертвецы? Все эти мужчины, женщины, дети, которых вы каждый день потрошите? Они являются вам?

      – Знаете, смерть уродлива, она отталкивает, она требует, чтобы при встрече с ней люди кричали от ужаса. Я же сдерживаю ее, абстрагируюсь. Но в конечном счете все это спрятано где-то глубоко во мне. Так что мое перо – это как…

      – Как громоотвод. Вы используете ваше перо, чтобы выплеснуть на бумагу избыток страдания.

      – Совершенно точно. Мой… громоотвод… Прекрасное сравнение. Но уверяю вас: в моей повседневной жизни нет ничего ужасного! У меня есть любящая жена, здоровый ребенок, и меня совершенно не привлекают ужасы!

      – Лишь самую малость! – пошутил Дофр.

      Давид улыбнулся, спокойно поглаживая небольшой шрам в форме бумеранга, рассекающий его правую надбровную дугу.

      – Не хотите ли чего-нибудь выпить? – предложил Дофр.

      – Дело в том… что я немного тороплюсь. У меня много работы. Но может быть, мы сможем встретиться еще раз?

      Дофр взял из мини-бара абрикосовый сок:

      – У меня есть мечта, Давид. Мечта, которую я лелею вот уже более двадцати пяти лет… И мне кажется, что именно вы можете наконец претворить ее в жизнь…

      – Не понимаю, о чем вы.

      – Я хочу снова ходить. У меня осталась лишь левая рука, и, что самое ужасное, я был правшой. Я хочу снова пользоваться рукой и ногами, которые доставляют мне лишь слабые и неприятные ощущения, когда массажист мучает меня своими приспособлениями. Я бы хотел бегать, прыгать, заниматься любовью. И заменить мне этого, к сожалению, не могут ни все богатства мира, ни путешествия, ни дома́, которыми я владею. Но такой властью обладаете вы…

      – Не думаю, что…

      Старик чуть ссутулился и сказал с ноткой ностальгии в голосе:

      – Танталовы