Вальнек-Вальновский. Николай Гарин-Михайловский

ду какого-то хлама. Да вы встречали Вальнека-Вальновского не раз в свой жизни.

      Встречали молодым в блестящей форме, беззаботно спешащим, не желающим чувствовать гнета жизни на своих двадцатилетних плечах.

      Позднее вы его видели в свадебной карете своего богатого тестя.

      Вы, может быть, слыхали потом о какой-то неприятной истории в полку из-за карт.

      Теперь вы не узнаете Вальнека в этом сутуловатом, истасканном, с брюшком, господине в пыльных дырявых сапогах, в истасканной крылатке, в белой, грязной от пальцев фуражке.

      Его нос сделался мясистым и красным, появилась колючая щетина; его голубые глаза полиняли и жадно бегают по лицам прохожих. Но память сохранила воспоминание о былом, сохранилась ненавистная жажда жизни.

      И свой последний рубль он спускает так же, как некогда спустил все.

      Сколько было этого всего?

      Сто… двести… семьсот тысяч, – больше или меньше, – право давности и нарастающих процентов за Вальнеком, и все они его, и чем больше их было, тем меньше цены последнему рублю…

      Есть еще что-то молодое и сильное во всей этой потасканной фигуре.

      Всмотритесь в эту массу подвижных складок на лбу, – они движутся, шевелятся, они – отклик мыслей Вальнека, придающие всему лицу его какую-то неопределенную, но живучую подвижность. Всмотритесь в его густую щетину, грязную, рыжую. Все они, эти щетины каждая отдельно, торчат, лезут вперед, точно также хотят говорить, энергично говорить… о чем? Все о том же, о сохранившейся силе своего хозяина…

      Да, сила есть, и с ней надо считаться… Она сама сочтется.

      II

      На сорок шестом году жизни Вальнека капризная судьба пожелала испытать свою закабаленную жертву в новой специальности – железнодорожной, в скромной роли десятника по изысканиям.

      III

      Место в шестьдесят рублей в месяц на несколько месяцев обеспечено, сто рублей подъемных получены и уже съедены. Из них ни копейки не отправлено жене и семерым детям, из которых старшей шестнадцать, а младший еще ползает в грязи немытого пола.

      В гостинице за три недели съедено и выпито… Вальнек не считал сколько, – сочтут и без него.

      Надо еще доехать до места работ на эти же деньги. На какие деньги? Вальнек решительно ничего не понимал. Это место, о котором он мечтал как о каком-то недосягаемом блаженстве, хуже, чем ничего!

      Там хоть поймал кусок, съел и мыслей нет. А здесь эти мысли шевелятся, жгут и не дают покоя.

      Но сколько же надо Вальнеку денег?! Много, очень много… Сперва для себя… Завтра тоже для себя… а для семьи?! Нет, еще для себя…

      Сколько же?! Нет дна в алчных глазах Вальнека, нет счета его щетинам, и каждая торчит, каждая шевелится, каждая хочет – эта стомиллионная жадная гидра.

      Чтоб выехать к месту работ и расплатиться, надо сейчас же еще сто рублей. Где их взять?

      Есть выход. Техник получает сто рублей в месяц. Лишних сорок рублей – не много… Лишних пятьсот было бы лучше, конечно, эти пятьсот больше принадлежат Вальнеку, ему, на все руки способному Вальнеку, чем кому бы то ни было; но что делать?

      Было время, и он сидел за роскошным столом, думал век сидеть… Теперь приходится хоть крохи от роскошного стола подбирать. А здесь ли еще не стол, когда миллионы собираются посыпаться, как из дырявого мешка.

      Только уметь подставить руки, знать, где стать.

      О, Вальнек спокоен за себя! От него не спрячутся, он сыщет и накроет всех этих, греющих руки, и они раздвинутся, должны будут волей-неволей раздвинуться и дать место за этим столом Вальнеку.

      Все придет и никуда не денется! Теперь пока ступенька за ступенькой надо перейти из десятников в техники.

      Для этого нужно знать, как ему сказали, нивелировку.

      Что такое нивелировка?

      Вальнек не знал, что такое нивелировка, но, судя по плюгавой физиономии техника, сообщавшего ему о ней, Вальнек невысокого мнения был об этой нивелировке, – настолько невысокого, что он уже заявил на всякий случай своему инженеру:

      – Я не имею обыкновения кричать о себе; господин начальник сам увидит на деле и не захочет обидеть и без того обиженного жизнью человека.

      – Я предложил вам все, что мог предложить человеку, знающему только пикетаж. Если б вы умели нивелировать…

      – Я умею, – скромно ответил Вальнек.

      – Если окажется, что вы умеете…

      – Я надеюсь на себя и твердо верю, что оправдаю доверие.

      Было, конечно, рискованно так обнадеживать свое начальство; но Вальнек знал правило: кто не рискует, тот не выигрывает; а чего другого желал Вальнек, как не выиграть?

      Что выиграть? Все, все… весь мир. Да и что такое вся жизнь, как не один сплошной риск?

      IV

      Свет не без добрых людей – из них первый Вальнек, – но кто другой, который к тому же поделился бы с ним своими сведениями по нивелировке?

      Плюгавый