Путешествие к Арктуру. Дэвид Линдсей

му маленькому, коренастому человечку с заостренной бородкой удавалось сохранять столь свежий и разумный вид, вопреки ненормальной природе своей профессии.

      – Вы курите? – тягуче осведомился Фаулл, чтобы начать беседу. – Нет? В таком случае, быть может, выпьете?

      – Спасибо, не сейчас.

      Пауза.

      – Вы всем удовлетворены? Материализация произойдет?

      – Не вижу причин сомневаться в этом.

      – Хорошо, я не люблю разочаровывать гостей. Чек на ваше имя лежит в моем кармане.

      – Я заберу его после сеанса.

      – Я полагаю, мероприятие назначено на девять?

      – Думаю, что так.

      Разговор не клеился. Распростертый в кресле Фаулл сохранял равнодушие.

      – Вас интересуют приготовления, которые я сделал?

      – Не думаю, что в них есть нужда, не считая кресел для гостей.

      – Я имею в виду убранство комнаты для сеанса, музыку и тому подобное.

      Бэкхауз пристально посмотрел на хозяина:

      – Но это не театральное представление.

      – Совершенно верно. Видимо, я должен объяснить… Среди гостей будут дамы, а они, как вам известно, склонны к эстетике.

      – В таком случае у меня нет возражений. Надеюсь только, что им понравится спектакль, – весьма сухо ответил медиум.

      – Значит, все в порядке, – сказал Фаулл. Стряхнув пепел с сигары в огонь, он поднялся и налил себе виски. – Хотите взглянуть на комнату?

      – Спасибо, нет. Предпочитаю ничего не видеть, пока не придет время.

      – Тогда давайте навестим в гостиной мою сестру, миссис Джеймсон. Иногда она любезно берет на себя обязанности хозяйки, ведь сам я не женат.

      – Почту за честь, – холодно произнес медиум.

      Дама сидела в задумчивом одиночестве перед открытым фортепьяно. Она играла Скрябина, и ее захлестнули чувства. Окинув взглядом миниатюрные, строгие, аристократичные черты и напоминавшие фарфор руки, медиум подивился, откуда у Фаулла взялась такая сестра. Она смело приветствовала его, лишь с тенью тихого волнения. Он привык к подобному отношению прекрасного пола и хорошо знал, чем ответить.

      – Должна признать, что больше всего меня поражает, – тихо произнесла она после десяти минут любезной беседы ни о чем, – не сама материализация – хотя, разумеется, это будет чудесно, – а ваша убежденность в том, что она произойдет. Поведайте мне о причинах вашей уверенности.

      – Я сплю с открытыми глазами, – сказал он, кинув взгляд на дверь, – и другие видят мои сны. Вот и все.

      – Но это прекрасно, – откликнулась миссис Джеймсон. Ее улыбка была весьма рассеянной, потому что прибыл первый гость.

      Это был Кент-Смит, бывший магистрат, известный своим колким судейским юмором, от которого он, впрочем, рассудительно воздерживался в личной жизни. Хотя ему давно перевалило за семьдесят, его глаза были обескураживающе яркими. Со стариковской прозорливостью он тут же устроился в самом удобном из многочисленных удобных кресел.

      – Итак, сегодня мы увидим чудеса?

      – Свежий материал для вашей автобиографии, – заметил Фаулл.

      – О, не будем упоминать мою несчастную книжицу. Старый народный слуга всего лишь развлекается на пенсии, мистер Бэкхауз. У вас нет причин тревожиться – я окончил школу конфиденциальности.

      – Я не тревожусь. Вы можете публиковать все, что пожелаете.

      – Вы очень любезны, – ответил старик с лукавой улыбкой.

      – Трент сегодня не придет, – сообщила миссис Джеймсон, с любопытством покосившись на брата.

      – Я его и не ждал. Это не его область.

      – Понимаете, мы все обязаны миссис Трент, – сказала она, обращаясь к бывшему магистрату. – Она чудесно украсила старый салон наверху и договорилась об услугах очаровательного маленького оркестра.

      – Но это римская роскошь.

      – Бэкхауз считает, что к духам следует относиться с большим почтением, – усмехнулся Фаулл.

      – Но, мистер Бэкхауз, поэтическая обстановка, без сомнения…

      – Прошу меня извинить. Я человек простой и всегда отдаю предпочтение элементарной непритязательности. Не стану возражать, но свое мнение выскажу. Природа – это одно, искусство – совсем другое.

      – Не могу сказать, что я с вами не согласен, – заметил магистрат. – Подобное событие должно быть простым, чтобы уберечь нас от опасности заблуждения. Простите мою прямоту, мистер Бэкхауз.

      – Мы будем сидеть при полном освещении, – ответил Бэкхауз, – и каждый получит возможность осмотреть комнату. Я также попрошу вас досмотреть меня самого.

      Повисло весьма неловкое молчание. Его нарушили еще два гостя, прибывшие вместе. Прайор, успешный поставщик кофе из Сити, и Лэнг, биржевой маклер, известный в своих кругах как фокусник-любитель. Последнего Бэкхауз немного знал. Прайор, наполнивший комнату слабым ароматом вина и табачного дыма, попытался привнести в атмосферу