Арбузный переулок. Виктор Драгунский

побежал в комнату и сел за стол. Я сказал:

      – Я, мама, сейчас быка съесть могу.

      Она улыбнулась.

      – Живого быка? – сказала она.

      – Ага, – сказал я, – живого, с копытами и ноздрями!

      Мама сейчас же вышла и через секунду вернулась с тарелкой в руках. Тарелка так славно дымилась, и я сразу догадался, что в ней рассольник. Мама поставила тарелку передо мной.

      – Ешь! – сказала мама.

      Но это была лапша. Молочная. Вся в пенках. Это почти то же самое, что манная каша. В каше обязательно комки, а в лапше обязательно пенки. Я просто умираю, как только вижу пенки, не то чтобы есть. Я сказал:

      – Я не буду лапшу!

      Мама сказала:

      – Безо всяких разговоров!

      – Там пенки!

      Мама сказала:

      – Ты меня вгонишь в гроб! Какие пенки? Ты на кого похож? Ты вылитый Кощей!

      Я сказал:

      – Лучше убей меня!

      Но мама вся прямо покраснела и хлопнула ладонью по столу:

      – Это ты меня убиваешь!

      И тут вошёл папа. Он посмотрел на нас и спросил:

      – О чём тут диспут? О чём такой жаркий спор?

      Мама сказала:

      – Полюбуйся! Не хочет есть. Парню скоро одиннадцать лет, а он, как девочка, капризничает.

      Мне скоро девять. Но мама всегда говорит, что мне скоро одиннадцать. Когда мне было восемь лет, она говорила, что мне скоро десять.

      Папа сказал:

      – А почему не хочет? Что, суп пригорел или пересолен?

      Я сказал:

      – Это лапша, а в ней пенки…

      Папа покачал головой:

      – Ах, вот оно что! Его высокоблагородие фон-барон Кутькин-Путькин не хочет есть молочную лапшу! Ему, наверно, надо подать марципаны на серебряном подносе!

      Я засмеялся, потому что я люблю, когда папа шутит.

      – Это что такое – марципаны?