Бельмесов. Аркадий Аверченко

е выкорчеванного леса. Все – и волосы, и лицо, и борода было выжжено, обесцвечено – солнцем не солнцем, а просто сам по себе человек уж уродился таким тусклым, невыразительным.

      Первые слова его, обращенные ко мне, были такие:

      – Фу, жара! Вы думаете, я как пишусь?

      – Что такое?

      – Вы думаете, как писать мою фамилию?

      – Да как же: Бельмесов.

      – Сколько «с»?

      – Я полагаю – одно.

      – Нет-с, два. Моя фамилия полуфранцузская. Бель-мессов. В переводе – прекрасная обедня.

      – Почему же русское окончание?

      – Потому что я, все-таки, русский, как же! Ах, Марья Игнатьевна, – обратился он, всплеснув руками, к хозяйке. – Я сейчас только с дачи, и у нас там, представьте, выпал град величиной с орех. Прямо ужас! Я захватил даже с собой несколько градин, чтобы показать вам. Где, бишь, они?.. Вот тут в кармане у меня в спичечной коробке. Гм!.. Что бы это значило? Мокрая…

      Он вынул из кармана совершенно размокшую спичечную коробку, брезгливо открыл ее и с любопытством заглянул внутрь.

      – Кой черт! Куда же они подевались? Я сам положил шесть штук. Гм!.. И в кармане мокро.

      – Очень просто, – засмеялась хозяйка. – Ваши градины растаяли. Нельзя же в такую жару безнаказанно протаскать в кармане два часа кусочки льду.

      – Ах, как это жалко, – сказал Бельмесов, опечаленный. – А я-то думал вам показать.

      Я взглянул на него внимательнее и сказал про себя: «Однако же, и хороший ты гусь, братец мой. Очень интересно, чем такой дурак может заниматься?»

      Я спросил по возможности деликатно:

      – У вас свое имение? Вы помещик?

      – Где там, – махнул он костистой, с ревматическими узлами на пальцах рукой. – Служу, государь мой. Состою на службе.

      Очень у меня чесался язык спросить: «На какой?», – но не хотелось быть назойливым.

      Я взглянул на часы, попрощался и ушел.

      II

      О Бельмесове я совершенно забыл, но на днях, придя к Марье Игнатьевне, застал его за чаем, окруженного тремя стариками, которым он что-то оживленно рассказывал.

      – Франция, Франция! Что мне ваша Франция! Да у нас в России есть такие капиталы, обретаются такие богачи, которые Франции и не снились. Только потому, что мы скромнее, никуда не лезем, ничего не кричим – о нас и не знают. А во Франции этот Ротшильд, что ли, все время на том и стоит, чтоб какую-нибудь штуку позаковыристее выкинуть. Купит тысячу каких-нибудь там белых собак, напишет краской на брюхе у каждой «Вив ля Франс!» да и выпустит на улицу. А парижане и рады. Или яхту купит, приделает к ней колеса да по Нотр-Даму и катается с неграми. Этак, конечно, всякий обратит внимание… А у нас народ тихий, без выдумки, без скандалу. Хе! Богачи, богачи… слышал ли, например, кто-нибудь из вас о таком волжском помещике – Щербакине?