Преступление актрисы Марыськиной. Аркадий Аверченко

чу.

      «Дурак ты, дурак!», – подумала выходная актриса Марыськина.

      – Это не роль, а библия! – вскричала Любарская и сделала вид, что сгибается под тяжестью полученной тетрадки.

      «Дура ты, дура, – подумала Марыськина. – Оторвала бы для меня листков десять – я бы вам показала!»

      Потом получили роли: старуха Ковригина, комик Лучинин-Кавказский, второй актер Талиев и вторая актриса Макдональдова.

      Марыськина с аппетитом проглотила слюну и спросила, сдерживая рыдания:

      – А мне?

      – Есть и тебе, милочка, – улыбнулся режиссер. – Вот тебе ролька – пальчики проглотишь.

      Между двумя его пальцами виднелась какая-то крохотная, измятая бумажка.

      – Это такая роль?

      – Такая.

      – Да где она?

      – Вот.

      – Я ее и не вижу, – обиженно сказала Марыськина.

      – Ничего, – вздохнул режиссер, – она маловата, но зато дает громадный материал для игры. Подумай, ты богатая купчиха, гостья – во втором акте.

      – А что я говорю?

      – Вот что: «…в числе других гостей входит купчиха Полуянова. Целуется с хозяйкой… («с ней» – указал режиссер на Любарскую)… говорит: «Наконец-то собралась к вам, милые мои…» Солнцева: «Очень рада, садитесь». – «Сяду и даже чашечку чаю выпью». – «Сделайте одолжение!» Полуянова садится, пьет чай».

      – И это все? – с отвращением спросила Марыськина. – Хоть бы две странички дали…

      – Миленькая! Да ведь тут игры масса! Погляди, быту сколько: «Наконец-то собралась к вам, милые мои…» Ведь это живое лицо! Купчиха во весь рост! А потом: «…Сяду и даже чашечку чаю выпью!» Заметь, ей еще и не предлагали чай, а она уже сама заявляет – «выпью»! Вот оно где, темное купеческое царство гениального Островского: сяду, говорит, и даже чаю выпью. Ведь это тип! Это сама жизнь, перенесенная на подмостки! Я понимаю, если бы хозяйка там предложила ей: «Выпейте чаю, госпожа Полуянова». А то ведь нет! Этакая бесцеремонность: «Сяду и даже чаю выпью». Хе-хе! Ты бесцеремонность-то подчеркни!