Яд (Ирина Сергеевна Рязанцева). Аркадий Аверченко

не глаза!»

      И неожиданно я сказал вслух:

      – Ирина Сергеевна, а ведь я вас люблю!

      Она издала слабый крик, всплеснула руками, обернулась ко мне, и через секунду я держал ее в своих крепких объятьях.

      – Наконец-то! – сказала она, слабо смеясь. – Ведь я измучилась вся, ожидая этих слов. Зачем ты меня мучил?

      – Молчи! – сказал я.

      Усадил ее на колени и нежно шепнул ей на ухо:

      – Ты мне сейчас напомнила, дорогая, ту нежную, хрупкую девушку из пьесы Горданова «Хризантемы», которая – помнишь? – тоже так, со слабо сорвавшимся криком «наконец-то» бросается в объятия помещика Лаэртова. Ты такая же нежная, хрупкая и так же крикнула своим милым сорвавшимся голоском… О, как я люблю тебя.

      На другой день Ирина переехала ко мне, и мы, презирая светскую условность, стали жить вместе.

* * *

      Жизнь наша была красива и безоблачна.

      Случались небольшие ссоры, но они возникали по пустяковым поводам и скоро гасли за отсутствием горючего матерьяла.

      Первая ссора произошла из-за того, что однажды, когда я целовал Ирину, мое внимание привлекло то обстоятельство, что Ирина смотрела в это время в зеркало.

      Я отодвинул ее от себя и, обижаясь, спросил:

      – Зачем ты смотрела в зеркало? Разве в такую минуту об этом думают?

      – Видишь ли, – сконфуженно объяснила она, – ты немного неудачно обнял меня. Ты сейчас обвил руками не талию, а шею. А мужчины должны обнимать за талию.

      – Как… должен? – изумился я. – Разве есть где-нибудь такое узаконенное правило, чтобы женщин обнимать только за талию? Странно! Если бы мне подвернулась талия, я обнял бы талию, а раз подвернулась шея, согласись сама…

      – Да, такого правила, конечно, нет… но как-то странно, когда мужчины обвивают женскую шею.

      Я обиделся и не разговаривал с Ириной часа два. Она первая пошла на примирение.

      Подошла ко мне, обвила своими прекрасными руками мою шею (мужская шея – узаконенный способ) и сказала, целуя меня в усы: