Магнит. Аркадий Аверченко

лапы, и я, одеваясь в передней, кроме жены, предупредил горничную и восьмилетнюю Китти, выбежавшую проводить меня:

      – Если мне будут звонить, спросите – кто и запишите номер.

      – Слушаю-с, барин!

      – Хорошо, папа!

      И я вышел с сознанием собственного достоинства и солидности, шагал по улицам так важно, что нисколько бы не удивился, услышав сзади себя разговор прохожих:

      – Смотрите, какой он важный!

      – Да, у него такой дурацкий вид, что будто он только что обзавелся собственным телефоном.

      II

      Вернувшись домой, я был несказанно удивлен поведением горничной: она открыла дверь, отскочила от меня, убежала за вешалку и, выпучив глаза, стала оттуда манить меня пальцем.

      – Что такое?

      – Барин, барин, – шептала она, давясь от смеха. – Подите-ка, что я вам скажу! Как бы только барыня не услыхала…

      Первой мыслью моей было, что она пьяна; второй, что я вскружил ей голову своей наружностью и она предлагает вступить с ней в преступную связь.

      Я подошел ближе, строго спросив:

      – Чего ты хочешь?

      – Тш… барин. Сегодня к Вере Павловне не приезжайте ночью, потому ихний муж не едет в Москву.

      Я растерянно посмотрел на загадочное, улыбающееся лицо горничной и тут же решил, что она по-прежнему равнодушна ко мне, но спиртные напитки лишили ее душевного равновесия и она говорит первое, что взбрело ей на ум.

      Из детской вылетела Китти, с размаху бросилась ко мне на шею и заплакала.

      – Что случилось? – обеспокоился я.

      – Бедный папочка! Мне жалко, что ты будешь слепой… Папочка, лучше ты брось эту драную кошку, Бельскую.

      – Какую… Бельс-ку-ю? – ахнул я, смотря ей прямо в заплаканные глаза.