От потопа до Рюрика. История русского народа. Вячеслав Манягин

мы получили с Запада, который навечно обречены догонять без малейшей надежды на успех, потому что, как известно, «ученик не больше учителя» (Лук. 6:40). В общем, не народ, а удобрение для роста «исторических наций». Именно это пытались внушить нам на протяжении трех последних столетий западные учителя от Канта и Гегеля до Маркса и Рейгана, называвших славян то «неисторическим», то «реакционнейшим» народом, а то и попросту «империей зла».

      Наши «брадатые предки», как неприязненно называл Карамзин великороссов, вплоть до XVIII столетия имели национальную гордость, высокую самооценку и не страдали комплексами неполноценности, столь развившимися у российской интеллигенции в последующие века. Уже самоназвание «славяне» – «славные», «известные», «обладающие Словом» – свидетельствует об этом. Боровшиеся со славянами западные племена (прежде всего, германские), переделали его на свой лад: склавин (раб). Так что идеологическая война началась не вчера, и даже не в позапрошлом веке. Но после вестернизации России при Петре Первом она была перенесена на русскую территорию.

      Немецко-русский историк Шлецер, по мнению Карамзина, «муж ученый и славный», сказал, что Россия началась от 862 года1. А до этого «великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками»2; народами, которые, как считал господин Карамзин – «русский Тацит», официальный историограф государства Российского – «пили кровь убитых неприятелей3, выделанную кожу их употребляли вместо одежды, а черепы вместо сосудов»4.

      Вот на таких историях о своих «брадатых предках» и воспитывались поколение за поколением русские интеллигенты. Как следствие, в образованной русской среде развилось низкопоклонство перед Западом, осложненное презрением к собственному народу. И уже не шлецеры и байеры, а легионы взращенных в родных пенатах ученых стали уничтожать в молодом поколении «любовь к отеческим гробам».

      «Из … краткого обзора внешних отношений русской истории можно видеть, что, беря эту историю с чисто хронологической стороны, мы должны поместить ее лишь во вторую половину Средних веков (здесь и далее курсив мой – В.М.) и в Новое время, и что о всемирно-историческом значении русской истории позволительно (! – В.М.) говорить лишь по отношению к двум последним векам нового времени, – писал известный в начале ХХ века российский историк Н.И. Кареев. – И в отношении к первым начаткам культурной жизни, и в отношении к началу крупной исторической роли России приходится одинаково указывать на очень позднее выступление нашего отечества на путь более широкого исторического развития. Судьба всех позже приходящих в общем та, что им больше приходится испытывать влияний, чем самим влиять, более повторять то, что уже было пережито другими, чем идти впереди других. … Отдаленность от главной исторической сцены, чисто физические условия страны, постоянная борьба с азиатскими кочевниками, татарское иго, – все это, вместе взятое, крайне неблагоприятно влияло на русскую жизнь. Позднее других народов вступив на большую историческую дорогу и медленнее других по ней двигаясь, русские должны были, конечно, сильно отстать от своих западных соседей, и эта отсталость является одним из наиболее бросающихся в глаза общих фактов русской истории. Но столь же бросается в глаза и другой факт, именно весьма значительный прогресс, сделанный русскою жизнью за два последних столетия и особенно за вторую половину XIX века»5.

      Это сказано о стране, которая изначально была самым большим государством Европы, чьи правители с IX века роднились с королевским домами Франции, Польши, Чехии, Дании, Швеции, Англии и т.д. И насколько далеко от России находилась «главная историческая сцена»? Какие спектакли на ней ставились? Разве щит на вратах Царьграда, Ледовое побоище, Куликовская битва, Грюнвальдское сражение, Ливонская война имели меньшее значение для истории, чем битва при Пуатье, испанская Реконкиста, Столетняя и Тридцатилетняя войны? Уже сама нулевая точка отсчета важности исторических событий, находящаяся где-то в условном «Страсбурге», с головой выдает тех, кто эту важность определяет.

      И нынешние учебники составляются с тех же шлецеровско-карамзинских позиций. «Киевские летописцы считали, что племена восточных славян собрались в давние времена вокруг Киева…, – пишут авторы одного из современных школьных учебников истории, впрочем, тут же уточняя, какие же это «давние времена». – Возникновение русского государства новгородцы связывали с приглашением варягов и датировали это с точностью до одного года – 862 г.»6

      В целом выход славян на историческую арену авторы относят к IX вв.: «Нестор решил создать специальное введение к своей летописи-хронике, начинавшейся с описания нападения русской флотилии на Царьград в 860 г.»7 В лучшем случае, было некое лесостепное шебуршание в VI-VII вв. А до того момента славянам отказано даже в существовании. Три первых

1

Карамзин Н.М. История государства российского. Предисловие.

2

Карамзин Н.М. История государства российского. Глава I. О народах, издревле обитавших в России. О славянах вообще.

3

Вот он, пресловутый «кровавый навет»! – В.М.

4

Карамзин Н.М. История государства российского. Глава I. О народах, издревле обитавших в России. О славянах вообще.

5

Кареев Н. И. Общий ход всемирной истории: Очерки главнейших исторических эпох. – СПб., 1903. – Очерк десятый. Место России во всемирной истории.

6

Преображенский А.А., Рыбаков Б.А. История Отечества. Учебник для 6-7 кл. общеобразовательных учреждений. – М., 1996. – с. 8-9.

7

Там же, с. 11.