Волшебные тавлеи. Сергей Тимофеев

етров от него – колыхавшийся кусок какой-то заляпанной грубой материи. Протиснуться в проем можно было только боком.

      Относительно веры в себя – она отсутствовала напрочь. Владимир, даже еще не до конца придя в себя, уже задавался вопросом: как это он умудрился, не оказав никакого практически сопротивления напору старца, фактически своим поведением дал согласие доставить ему волшебные тавлеи. Что это? Откуда? Что он должен делать, чтобы их раздобыть? И вообще, где он, собственно, оказался?

      Позади него слышался нестройный гвалт. Голоса, крики каких-то животных, ему, естественно, не видимых, бряцанье металла, скрип дерева – все это на какие-то мгновения возникало из общего шума, чтобы тут же в нем и кануть. Слов он разобрать не мог, а потому даже представить себе не мог, где находится. Не видел он своей одежды, но, по ощущениям, это было что-то просторное, перехваченное в талии поясом; на голове располагался некий убор, а ногам было мягко.

      Скорее всего, стояло лето. Или поздняя весна. Или ранняя осень. Потому как припекало.

      Владимир сделал шаг вправо, почувствовал, что за спиной ничего нет, и обернулся. То, что он принял за стену, оказалось стволом какого-то дерева, росшего впритык к углу, образованному двумя стенами. Перед ним оказался маленький коридор, длиной в три-четыре шага, одну сторону которого составляла стена с деревом, а вторую – несильно мотающийся как бы от ветра кусок грубого полотна.

      Владимир, закрыв глаза и помотав головой (то, что он уже увидел, не сулило ничего хорошего), – все равно, делать было нечего, – сделал эти три-четыре шага и застыл, окончательно пораженный увиденным.

      Перед ним оказалась большая площадь, окруженная, насколько он мог судить, бело-желтыми домами предельной высотой в три этажа. Посредине площади сквозь снующий люд, виднелся огромный чинар и колодец неподалеку от него. По периметру площади и даже по центру, в несколько рядов, примостились торговые палатки. Было донельзя шумно, пыльно и жарко.

      Ревели верблюды, ржали кони, блеяли бараны, лаяли собаки, драли глотку ишаки, словно задавшись целью переорать друг друга. Им ни в чем не уступали торговцы, зазывавшие покупателей и нахваливавшие свой товар. Покупатели, в надежде криком выторговать пустяшную скидку, голосистостью могли поспорить и с теми, и с другими.

      Воздух был наполнен пылью и запахами. Совершенно умопомрачительной смесью пряных ароматов, запахом чайханы и готовящегося где-то неподалеку плова.

      Что же касается красок, то весеннее луговое разнотравье было ничто по сравнению с пестротой раскинувшегося перед Владимиром (как, вне всякого сомнения, уже догадался прозорливый читатель) восточного базара. Живописные стражники, почти такие же, как на картине Верещагина, группками прохаживали среди рядов, наблюдая за соблюдением порядка. Расшитые золотыми драконами халаты китайских торговцев; строгие кафтаны жителей севера; ослепительно белые бурнусы представителей Африки; простые, без изысков и рисунков, но тоже из цветных тканей, по всей видимости, местных жителей, из тех, что побогаче; совсем простые – на тех, кто победнее; нищие, с загнутыми наверху посохами, в высоких шапках, чинно сидевшие поодаль у стены; мальчишки-оборванцы, шнырявшие в толпе и дравшиеся из-за случайно оброненной кем-то мелкой монетки…

      И все это гомонило, горланило без умолку. Отдельные слова и фразы разобрать было попросту невозможно.

      Так где же он оказался по причине своей сговорчивости? Без денег, без друга, не зная языка и обычаев? В благородной Бухаре, в Самарканде времен Тимура или в Багдаде – Харун аль-Рашида? И что толку, если они не всамделишные, а сказочные? «Тысяча и одна ночь» (избранное), пара книг про Ходжу Насреддина, еще пара фильмов и столько же мультиков – вот, пожалуй, и весь фундамент, на котором покоились знания Владимира о Востоке. Вот бы встретить здесь товарища Сухова…

      Тем временем, кто-то давно и настойчиво теребил его за рукав. Невысокого роста, круглый торговец, чем-то напоминавший главного следователя Колобка из известного мультфильма, но одетый, естественно, совершенно иначе, глядел на Владимира нетерпеливым взором и продолжал свои манипуляции с рукавом его халата.

      – Да-а-арагой, купи арбуз, – нараспев, скорее требовательно, чем просительно, заявил он, убедившись, что его, наконец, заметили.

      Услышав речь на чисто русском языке, Владимир, совершенно опешив (если такое вообще было возможно), помотал головой, стараясь прийти в себя.

      Торговец воспринял его жест совершенно иначе.

      – Купи, да-а-а-рагой, – еще более настойчиво произнес он. – Не пожалеешь. Сладкий, как мё-о-д…

      Он именно так и произнес: «мё-о-д». И улыбнулся.

      Лучше бы он этого не делал. Теперь выражение его лица напоминало тыкву для Хэллоуина: большие сверкающие глаза, большой нос и полуоткрытый рот до ушей.

      Совершенно обалдевший Владимир улыбнулся в ответ. Улыбка торговца стала еще шире (!!!). Он победил.

      – Я… Мне… – промямлил наш герой, не зная, как ему выкрутиться из возникшей ситуации.

      Продавец пришел ему на помощь.

      – Ты откуда, молодой господин? –