… И дай умереть другим. Фридрих Незнанский

новесие на склизком полу, неловко взмахнув руками, толкнул рыжего в грудь. Рыжий, поскользнувшись в свою очередь, тоже рухнул.

      Полтора десятка заключенных, до того пытавшихся максимально использовать жиденькие струйки, имитировавшие душ, приостановили этот жизненно важный процесс и с интересом уставились на двух здоровых голых мужиков, стоявших на коленях друг против друга.

      – Кто-нибудь к тебе уже приставал? Кто-нибудь тебя уже… того? – объяснил рыжий тем же детским голосом. – Здесь, дорогуша, всем нужны друзья. Я бы мог быть твоим другом. – Его физиономия выражала самые интимные чувства.

      – Ответь «сестричке», – сказал кто-то. – Не томи душу. Это некрасиво.

      И Рыбак от души ответил, на секунду забыв о разнице в массе. «Сестричка» снова распластался на полу.

      – Недотрога! – с восторгом пропищал он. – Обожаю недотрог!

      Каменная клетка три на два с половиной метра. Квадратный кусочек неба в стене под потолком. Три вертикальные решетки и две горизонтальные.

      Рыбак лежал в своей камере на застеленной койке (серьезное нарушение дисциплины) и ехидно улыбался (тоже нарушение), глядя в потолок.

      Со дня на день он ждал ответа Верховного суда на свою апелляцию. Несмотря на то что Рыбак не считал себя большим оптимистом, сомнения относительно положительного решения у него были незначительны. Ну и что с того? Не могло же все закончиться вот так?! Да так просто не бывает… Ну, может, и бывает, в страшных фильмах там, в скверных книгах, кошмарных снах. Но только не с ним. Уж он-то отсюда вырвется. И потом, спрашивается, зачем же тогда его водили мыться, если все кончено?!

      Рыбак представил себе растерянные физиономии прокурора и этого олуха – его адвоката. «Ну, Антон, ты даешь», – неловко выговаривает адвокат.

      Он проснулся от резкого окрика. В камере стоял уже хорошо знакомый ему молодой контролер и еще какой-то насупленный мужчина в классическом сером костюме.

      – Рыбак! – рявкнул контролер. – Почему постель не убрана? В карцер бы вас…

      Рыбак, по-дурацки улыбаясь, вскочил на ноги, догадавшись, с какой целью они пришли. Что за новость ему сейчас сообщат. Адвокат, скотина, так и не приехал.

      – В карцер бы вас за этот бардак. Да какая разница, – неожиданно сбавил тон контролер.

      Чиновник в сером костюме открыл папку:

      – Заключенный Рыбак. Верховный суд отказал вам в апелляции. И не нашел оснований для амнистии. Приговор о двадцатилетнем заключении в колонии строгого режима остается в силе. Для исполнения приговора вы будете отправлены в… Скажи спасибо, что у нас в России мораторий на смертную казнь.

      Рыбак еще раз глупо улыбнулся. И все вдруг куда-то провалилось.

      Рядом с ноги на ногу переминался толстяк. Вслед за ним с такими же потухшими глазами стояли еще четверо.

      Рыбак подумал, что оказался прав, полагая, что весь этот дурдом скоро закончится. Кончится баланда, маленький квадратик неба под потолком, постоянный рев контролера, – все кончится.

      Шесть человек под дулами автоматов стояли с заведенными за спину руками. Сперва на ноги надевали кандалы, соединенные между собой тонкой цепочкой длиной пятнадцать сантиметров.

      Щ– щелк! Охранник затянул у Рыбака сзади на поясе ремень.

      Усатый конвоир, принимающий группу заключенных, которых через несколько минут он повезет из изолятора Бутырок в место недолгого там пребывания, взял пачку личных дел, в которых первые страницы составляли приговоры и фотографии зеков – анфас и профиль.

      – Федоренко!

      – Здесь.

      Дзинь. От пояса между ног Рыбака охранник опустил цепочку, которую соединил с браслетами, еще прежде зафиксировавшими щиколотки.

      – Степанцов!

      – Здесь.

      Клац. На запястьях сошлись наручники.

      – Рахманин!

      – Да.

      – Зубрицкий!

      – Я.

      – Бондарь! Бондарь!

      – Что?! – заорал толстяк.

      – Бондарь, веди себя прилично, будь паинькой. Рыбак!

      – Да.

      Усатый конвоир захлопал себя по карманам:

      – Черт, писалку посеял.

      Один из контролеров протянул ему ручку. Усатый расписался, где было нужно, захлопнул журнал, вернул ручку и гортанно выдохнул:

      – Всем направо. И вперед!

      Шестерка, позвякивая металлом наручников и цепей, медленно повернулась и побрела к лестнице, поднимающей их из подвального уровня на землю. Рыбак в этой колонне оказался первым. И он не видел, как толстяк Бондарь оглянулся и подмигнул идущим сзади.

      – Шестеро выходят! – крикнул конвоир куда-то вперед.

      Еще один голос, контролера у дверей, подтвердил:

      – Заключенные выходят.

      Рыбак миновал дверь и оказался на внутреннем дворе. Он задрал голову вверх и остановился. Небо было сиреневым. Это утро