Его величество случай. Ольга Володарская

не секретарь, а адвокат! С ума сойти! А какой вблизи оказался красавец!

      – Фамилия известная, – хмуро кивнул Новицкий. – Это ты Цаплю защищал? И Германа?

      Петр не ответил, только с достоинством кивнул, а Эдуард Петрович продолжил:

      – И зачем матушка тебя наняла, такого ушлого?

      – Она оставила завещание…

      – Это понятно. Только для этого достаточно нотариуса, зачем ей понадобился видный столичный адвокат?

      – Элеонора Георгиевна наняла меня на тот случай, если вы надумаете его опротестовать.

      – Я? – сощурился Эдуард.

      – Не вы лично. Вас она как раз и не имела в виду… – Адвокат строго сжал губы, став сразу серьезнее и старше. – Другие члены семьи.

      Аня обалдела. Другие? Значит, кроме Эдуарда Петровича, есть еще кто-то?

      – И кому же матушка завещала свое добро? – хмыкнул Эдуард.

      – Я зачитаю завещание завтра в два часа дня в своей конторе, – адвокат протянул ему визитку с вензелями, – здесь указан адрес и телефон. Так что милости прошу.

      – А остальные знают?

      – Моя секретарша сегодня обзвонит всех членов семьи, указанных в завещании. Кто пожелает, придет… – И тут он впервые посмотрел на Аню. – Вас, Анна Вячеславовна, я также прошу явиться, вам Элеонора Георгиевна тоже кое-что оставила.

      После этих слов красавец-адвокат протянул еще одну визитку, на сей раз Ане, улыбнулся и, вежливо попрощавшись, удалился. Эдуард Петрович проводил его задумчивым взглядом, потом встряхнулся и спросил:

      – До дома подбросить?

      – Я еще посижу тут… – Аня опустила глаза и почти беззвучно добавила: – С Элеонорой Георгиевной…

      – Замерзнешь, дурочка.

      – Я недолго.

      Он сокрушенно покачал головой – неясно, осуждающе или сочувственно, – а затем ушел, ни разу не оглянувшись.

      Оставшись одна, Аня облегченно вздохнула (как ни был к ней добр грозный дядька Эдуард, а все равно в его присутствии она зажималась), подошла к могиле, присела рядом с ней на корточки, вынула из кармана банку вареной сгущенки и пристроила ее рядом с венком. Тут же, утопая в искусственных цветах, стояла фотография покойной, воткнутая прямо в землю. На ней Элеонора Георгиевна была очень хороша: элегантная, женственная, прекрасно сохранившаяся женщина бальзаковского возраста. Судя по прическе, в момент съемок ей перевалило за шестьдесят, но выглядела она на сорок пять. Аня, знавшая ее древней старушкой в валеночках и душегрейке, и не подозревала, что баба Лина когда-то была такой привлекательной… Эдуард Петрович, наверное, в молодости тоже был очень интересным мужчиной, это сейчас он толстый, седой, хмурый, а лет в двадцать пять, тридцать, когда был стройным и чернокудрым, наверняка кружил девушкам голову своей внешностью…

      Как только в мозгу пронеслась мысль о мужчине, кружащем девушкам голову, перед глазами возник образ адвоката Моисеева. Вот уж красавец так красавец. Стройный, высокий, голубоглазый, светловолосый, но при этом темнобровый и смуглый: кожа, как ее любимый кофейный