Соглядатаи. Михаил Кликин

но не обратили внимания и тут же забыли, что видели. Они умеют прятаться. Сливаться с толпой, растворяться в городской сутолоке. Они – тени в подворотнях. Они – колыхание занавесок. Они – блеклые отражения в стеклах. Они – дыхание ветра за вашей спиной.

      Они повсюду. Они следят за нами. За каждым из нас. И ждут. Ждут.

      Они – слуги города.

      Соглядатаи. Охотники. Палачи.

      Вы не можете от них спрятаться. Не можете убежать. Все, что вам позволительно – это не замечать их.

      И вы не видите их. Не видите до той поры, пока не совершите ошибку.

      И тогда они придут за вами.

      Также, как пришли за мной.

* * *

      Я заметил их, и это стало моей первой ошибкой.

      Был октябрь, раннее утро, мрачное и унылое. Вот уже которую неделю сыпал мелкий дождь. На улицах было пустынно, только машины мчались мимо тротуаров, взрывая свинцовые лужи.

      Я заметил его, лишь когда подошел вплотную – серая тень на автобусной остановке, длинный плащ, поднятый воротник, бесформенная кепка, опущенная на глаза.

      – Десятки давно не было? – спросил я у него.

      Он промолчал, даже не посмотрел в мою сторону.

      – Десятки… – начал было я вновь, но закашлялся. Тяжелый, набрякший влагой воздух рвался из легких, рвался так сильно, что под ложечкой сделалось больно и засипело в груди. Я сплюнул мокроту и увидел необычайно яркую кровь.

      – Кровь, – сказал я испуганно.

      Туберкулез?

      Алые прожилки в сером сгустке слизи. Солоновато-сладкий привкус во рту.

      Рак? Проказа?

      Перед глазами запрыгали черные точки. Уши заложило звоном и грохотом. Задрожала земля под ногами. Я подумал, что умираю. Повернулся к незнакомцу, чтобы попросить о помощи, и вдруг увидел его глаза – искры жадного интереса в бездонном мраке зрачков.

      Грохот усилился. Земля ходила ходуном. Чтоб не упасть, я схватился за столб.

      Из-за поворота выполз трамвай. Он сыпал искрами и сотрясал землю. Серое железное чудовище с непроницаемо-черными окнами остановилось на середине дороги, точно напротив человека в плаще, и отворило дверь во тьму утробы.

      Незнакомец посмотрел на трамвай.

      Потом на меня.

      Я все еще давился кашлем.

      Он криво усмехнулся и шагнул прямо в лужу, что широко расползлась у бордюра.

      Вода расступилась – я видел это.

      Она отшатнулась от него, отпрыгнула вихрем брызг.

      Он ступил на сухой асфальт.

      И пошел к трамваю.

      Сухой плащ полоскался на ветру, полы развевались, и мне показалось, что у этого жуткого человека нет ног – одни только ступни. И нет лица – только глаза и кривая усмешка.

      Он вспрыгнул на подножку, дверь, урча, прожевала его. Затем трамвай сыто рыгнул и, рассыпая искры, рванул куда-то помимо рельсов.

      Через пару секунд он исчез.

      Перестала дрожать земля.

      Кашель прошел.

      Ничего не болело.

      Я был в порядке.

      И все же я решил вернуться домой, полежать, отдохнуть. Потом позвонить на работу, сказать, что не приду, надо срочно в больницу, провериться.

      Рак?

      Быть может, возьму отпуск, уеду на несколько дней к жене, она отдыхает у родителей в деревне. Мне давно надо отдохнуть, три года без отпусков, без больничных, работа по двенадцать часов в сутки…

      Я забыл про страшного человека и трамвай-чудовище.

      Забыл, потому что есть вещи более страшные, чем непонятное.

      Рак.

      Но когда я уже подходил к своему дому, я встретил другого человека. В сером плаще с поднятым воротником и в бесформенной кепке.

      – Ваш трамвай уже ушел, – зачем-то сказал я ему. Он посмотрел на меня и усмехнулся.

      Лица у него не было.

      Только хищная ухмылка.

* * *

      Врач, осмотрев меня, улыбнулся и сказал, что я проживу еще долго.

* * *

      Вторая моя ошибка заключалась в том, что я не смог, не захотел забыть о них.

      Люди осени – серые и безликие, они приходили ко мне во снах. Они стояли рядами, загораживая собой весь мир, и я не мог прорваться сквозь них. А наяву я встречал их на улицах. Не часто – они хорошо умеют прятаться. И все же я порой узнавал их, выделял из толпы и уже не отворачивал глаз. Они тоже узнавали меня. Усмехались. Проходили мимо. Они никогда не смотрели на меня, но всегда я чувствовал их холодные взгляды.

* * *

      На выходные приехала жена. Я встречал ее на вокзале, а вместе со мной ее встречали серые. Их было двое. Быть может, больше, но я заметил лишь этих двоих. Было многолюдно. На перронах, у касс, в зале ожидания толпились люди, галдели, махали руками, потели. Прокладывая себе путь, надрывно взрыкивали перегруженные жадные носильщики. Люди в форме, с кобурами на ремне и с пищащими рациями просили предъявить документы