Когда выходит отшельник. Фред Варгас

му рукой. Но выражение лица у Гуннлаугура было не такое спокойное, как в обычные дни. Не обращая внимания на то, что торги уже начались, он направился прямиком к Адамбергу, сдвинув белесые брови, ткнул в него пальцем, протянул послание и произнес:

      – Fyrir pig. [Это тебе.]

      – Ég? [Мне?]

      Адамберг, неспособный запомнить простейшие, доступные даже ребенку иностранные слова, здесь непонятным образом за каких-то семнадцать дней усвоил около семидесяти слов. С ним старались объясняться как можно проще, преимущественно используя жесты.

      Пишут из Парижа, наверняка из Парижа. Хотят, чтобы он вернулся. Он приуныл, потом рассердился, замотал головой – нет, ни за что! – повернулся лицом к морю. Гуннлаугур не отставал: он развернул листок и вложил его в руку Адамберга.

      Женщину сбила машина. Муж и любовник. Все непросто. Ваше присутствие крайне желательно. Материалы будут переданы позже.

      Адамберг опустил голову, ладонь его раскрылась, и ветер унес листок. В Париж? Почему вдруг в Париж? Где это?

      – Dauður maður? – спросил Гуннлаугур. [Труп?]

      – Já. [Да.]

      – Ertu að fara, Berg? Ertu að fara? [Ты уезжаешь, Берг? Ты уезжаешь?]

      Адамберг тяжело поднялся, поднял глаза на белесое солнце.

      – Nei. [Нет.]

      – Jú, – вздохнул Гуннлаугур. [Да.]

      – Já. [Да.]

      – Drekka, borða, – предложил он. [Есть, пить.]

      – Já. [Да.]

      Колеса ударились о покрытие взлетной полосы Руасси – Шарль-де-Голль, и от этого толчка его внезапно накрыла такая мигрень, какой не бывало уже много лет, и одновременно появилось ощущение, будто его крепко побили. Он вернулся, и Париж, большой каменный город, накинулся на него. Хотя, может, все дело в том, что накануне в таверне у Гуннлаугура они хорошо отметили его отъезд, изрядно выпив. Стопки были совсем маленькие. Зато их было много. И это был последний вечер. И бреннивин[1].

      Беглый взгляд в иллюминатор. Не выходить, чтобы не оказаться там.

      Но он уже был там. “Ваше присутствие крайне желательно”.

      Глава 2

      Во вторник 31 марта шестнадцать сотрудников комиссариата в полной боевой готовности, с ноутбуками, папками и стаканами кофе, собрались к девяти часам в зале капитула, чтобы доложить комиссару о том, как они вели дела в его отсутствие под началом майора Мордана и майора Данглара. Члены команды были расслабленны и неожиданно разговорчивы, и это означало, что они рады его возвращению, им приятно его видеть и они не задаются вопросом, не изменилось ли в нем что-нибудь, пока он жил на севере Исландии, на маленьком острове, где его окружали только туманы да неугомонные волны. А даже если изменилось, какая разница, подумал лейтенант Вейренк, который, как и комиссар, вырос на каменистых склонах Пиренеев и понимал его, как никто. Он знал, что их команда под началом комиссара скорее напоминает большое парусное судно, меняющее курс из-за встречного ветра или замирающее, спустив паруса, во время штиля, чем мощный моторный катер, от которого много шума и пены.

      Майор Данглар, наоборот, чего-то постоянно опасался. Он всматривался в горизонт, ожидая приближения неведомой опасности: его вечно донимали страхи, царапая острыми шипами и мешая жить. Отъезд Адамберга в Исландию после изнурительного расследования вызвал у него дурные предчувствия. Когда мозг устает у обычного человека и он выбирает туманную страну, чтобы снять напряжение, – это правильно. Более целесообразно, чем ехать на юг, к солнцу, где безжалостный свет подчеркивает любую неровность, малейший выступ на камешке и еще больше утомляет. Но когда туманный разум удаляется в туманную страну, это опасно и чревато тяжкими последствиями, полагал Данглар. Он боялся, что упадок духа у комиссара может стать необратимым. Он всерьез тревожился, как бы в результате химической реакции между туманом в человеке и туманом в природе Адамберг не растворился в Исландии и не остался там навсегда. Известие о возвращении начальника его немного успокоило. Но когда Адамберг вошел в комнату своей слегка развинченной походкой, улыбаясь каждому и пожимая руки, тревога Данглара вернулась. Более легкомысленный и переменчивый, чем когда-либо, с блуждающим взглядом и неуловимой улыбкой, комиссар как будто двигался наугад, не замечая разметки, пропуская редкие указатели, позволяющие не сбиться с пути. Текучий, вялый – вынес вердикт Данглар. Странный, пропитанный морем – подумал лейтенант Вейренк.

      Молодой бригадир Эсталер, специалист по кофейной церемонии, которую освоил в совершенстве – по мнению коллег, только в этом он и преуспел, – мигом поднес чашку комиссару, положив ровно столько сахара, сколько нужно.

      – Ну, рассказывайте, – произнес Адамберг мягким отстраненным голосом, слишком спокойным для человека, которому предстоит расследовать смерть женщины тридцати семи лет, которую дважды переехал внедорожник, переломав ей шею и ноги.

      Случилось это три дня назад, в минувшую субботу вечером, на улице Шато-де-Рантье. “Что за шато?

1

Бреннивин – исландский спиртной напиток крепостью 37,5˚ на основе картофеля и тмина. (Здесь и далее – прим. перев.)