Ельцин как наваждение. Записки политического проходимца. Павел Вощанов

вместе и каждый в отдельности, «отстаивают» мою кандидатуру. Но сдерживаюсь. Она, эта история, хоть и забавная, но в моем пересказе будет выглядеть заурядной кляузой, а кляуз в своем окружении Ельцин не любит, это я уже почувствовал. Так что лучше промолчать.

      …Нью-Йорк встречает несвойственным для середины сентября монотонным дождем. Кажется, огромная туча зацепилась за макушку Empire State Building и повисла над городом. Мы собрались в номере у Ельцина, чтобы обсудить предложенную институтом Esalen программу предстоящего визита. Атмосфера довольно нервозная. Ельцин крайне недоволен обилием выступлений и интервью. Но еще больше недоволен сегодняшней встречей в аэропорту:

      – Почему не было никого из официальных лиц?! Для них что, понимаешь, Ельцин – не та фигура?!

      Алференко пытается объяснить, что поскольку визит неофициальный, то, согласно протоколу, участие во встрече представителей Белого дома или Госдепартамента не предусмотрено. Но это вызывает еще большее раздражение:

      – А что вы тут мне напланировали?! – Ельцин трясет программой. – Сплошные выступления и интервью! По десять в день!

      Алференко воспринимает сказанное с беззаботной улыбкой. Вероятно, ею хочет слегка умиротворить разбушевавшегося политика. Присутствующий при разговоре и непонимающий ни слова по-русски представитель Esalen Джим Гаррисон напряженно вслушивается в интонации и ничего не может уловить, кроме того, что гость чем-то очень недоволен. Но чем?

      – Что это такое?! Нашли себе, понимаешь, Аллу Пугачеву! – Ельцин швыряет программу на журнальный столик и поворачивается к скромно сидящему в сторонке Суханову: – В общем, Лев Евгеньевич, половину мероприятий исключить! Вы меня поняли?

      – Конечно, Борис Николаевич. Это никуда не годится. Я еще в Москве об этом говорил, и мне было обещано…

      – Ис-клю-чить!

      Алференко переводит сказанное Гаррисону. Тот краснеет то ли возмущения, то ли от испуга, понять трудно, и произносит текст, который в переводе Алференко звучит, видимо, более примирительно:

      – Борис Николаевич, он говорит, что ничего уже отменить нельзя, что будет очень плохой резонанс и в прессе, и в политических кругах. Люди приобрели билеты на мероприятия с вашим участием…

      Ельцин не дает завершить фразу и взрывается не терпящим возражений негодованием:

      – Чта-а! Вы, понимаешь, зарабатывать на Ельцине вздумали?! – он стучит ребром ладони по столику, давая понять, что дискуссия окончена. – Лев Евгеньевич, вы вместе, – шеф кивает на нас с Ярошенко, – посмотрите программу внимательно еще раз и оставьте только самое важное. Вы меня поняли?!

      Ельцин встает и, не прощаясь, уходит к себе в спальню. Аудиенция окончена. Поднимаемся и идем к двери. Однако Суханов останавливает нас:

      – Борис Николаевич предлагает выпить по рюмке за приезд и за начало визита. Как говорится, за успех предприятия. Нет возражений?

      Возражений нет. Суханов уходит к себе в номер и через пару минут возвращается с бутылкой виски, видимо, купленной в шереметьевском фри-шопе, и с палкой советской сырокопченой колбасы,