Почти такие же. Аркадий и Борис Стругацкие

чонок явно для того, чтобы не показать, как ему тревожно. А ведь у Панина сегодня самая обычная тренировка.

      – Хорошо играют, – сказал Панин басом.

      – Хорошо, – сказал Сережа, не оборачиваясь.

      – У «четверки» отличный пас.

      – Да, – сказал Сережа. Он передернул плечами. У него тоже был хороший пас, но он не обернулся.

      Панин посмотрел на Сережу, посмотрел на дверь и сказал:

      – Сегодня тебя отсюда понесут.

      Сережа промолчал.

      – Ногами вперед, – сказал Панин.

      – Да уж, – сказал Сережа, сдерживаясь. – Тебя-то уж не понесут.

      – Спокойно, спортсмен, – сказал Панин. – Спортсмену надлежит быть спокойну, выдержану и всегда готову.

      – А я спокоен, – сказал Сережа.

      – Ты спокоен? – сказал Панин, тыкая его в грудь негнущимся пальцем. – Ты вибрируешь. Ты трясешься, как малек на старте. Смотреть противно, как ты трясешься.

      – А ты не смотри, – посоветовал Сережа. – Смотри лучше на девочек. Хороший пас и все такое.

      – Ты непристоен, – сказал Панин и посмотрел в окно. – Прекрасные девушки! И замечательно играют.

      – Вот и смотри, – сказал Сережа. – И старайся не стучать зубами.

      – Это я стучу зубами? – изумился Панин. – Это ты стучишь зубами.

      Сережа промолчал.

      – Мне можно стучать зубами, – сказал Панин, подумав. – Я не спортсмен.

      – Он вздохнул, посмотрел на дверь и сказал: – Хоть бы скорее вызвали, что ли…

      Слева в конце коридора появился староста второго курса Гриша Быстров, Он был в рабочем комбинезоне, приближался медленно и вел пальцем по стене. Лицо у него было задумчивое. Он остановился перед Кондратьевым и Паниным и сказал:

      – Здравствуйте. – Голос у него был печальный.

      Сережа кивнул. Панин снисходительно сказал:

      – Здравствуй, Григорий. Вибрируешь ли ты перед Центрифугой, Григорий?

      – Да, – ответил Гриша Быстров. – Немножко.

      – Вот, – сказал Панин Сереже, – Григорий волнуется всего-навсего немножко. А между тем Григорий всего-навсего малек.

      Мальками в школе называли курсантов младших курсов.

      Гриша вздохнул и тоже сел на подоконник.

      – Сережа, – сказал он. – Правда, что ты делаешь сегодня первую попытку на восьмикратной?

      – Да, – сказал Сережа. Ему совсем не хотелось разговаривать, но он боялся обидеть Быстрова, – Если позволят, конечно, – добавил он.

      – Наверное, позволят, – сказал Гриша.

      – Подумаешь, попытка на восьмикратной! – сказал Панин легкомысленно.

      – А ты пробовал на восьмикратной? – с интересом спросил Гриша.

      – Нет, – сказал Панин. – Но зато я не спортсмен.

      – А может быть, попробуешь? – сказал Сережа. – Вот прямо сейчас, вместе со мной. А?

      – Я человек простой, простодушный, – ответил Панин. – Есть норма. Нормой считается пятикратная перегрузка. Мой простой, незамысловатый организм не выносит ничего, превышающего норму. Однажды он попробовал шестикратную, и его вынесли на седьмой минуте. Вместе со мной.

      – Кого вынесли? – не понял Гриша.

      – Мой организм, – пояснил Панин.

      – Да, – сказал Гриша со слабой улыбкой. – А я вот еще не дошел и до пятикратной.

      – На втором курсе и не надо пятикратной, – сказал Сережа. Он спрыгнул с подоконника и принялся приседать поочередно на левой и на правой ноге.

      – Ну я пошел, – сказал Гриша и тоже спрыгнул с подоконника.

      – Что случилось, староста? – спросил Панин. – Почему такая тоска?

      – Кто-то устроил штуку с Копыловым, – печально сказал Гриша.

      – Опять? – сказал Панин. – Какую штуку?

      Второкурсник Валя Копылов был известен на факультете своей привязанностью к вычислительной технике. Недавно на факультете установили новый, очень хороший волноводный вычислитель ЛИАНТО, и Валя проводил возле него все свободное время. Валя торчал бы возле него и ночью, но ночью на ЛИАНТО велись вычисления для дипломатов, и Валентина беспощадно выгоняли.

      – Кто-то из наших запрограммировал любовное послание, – сказал Гриша.

      – Теперь ЛИАНТО на последнем цикле выдает: «Без Копылова жизнь не та, люблю, привет от Лианта». В простом буквенном коде.

      – «Привет от Лианта…» – сказал Сережа, массируя себе плечи. – Поэты. Задавить из жалости.

      – Подумать только, – сказал Панин. – Какой нынче малек пошел веселый.

      – Что вы мне это говорите, – сказал Гриша Быстрое. – Вы этим дуракам скажите. Действительно, «привет от Лианта». Сегодня ночью Кан делал расчет, и вместо ответа – раз! – «привет от Лианта». Теперь он меня вызывает.

      Тодор Кан, железный Кан, был начальником Штурманского факультета.

      – О! – сказал