Сегодня – позавчера. Испытание вечностью. Виталий Храмов

спали.

      В честь парада Виктор Иванович прислал за ними в Гвардейск свой самолёт. Отличники учёбы весь год ждали этого. Умели их учителя награждать учеников за успехи! В Шереметьево их ждал огромный, сверкающий, как новогодняя игрушка, американский автобус. Такого они ещё не видели. Все Медвежата облепили автобус.

      – Оставьте железку, – смеётся Илья Гаврилович. – Точно такой же прибудет домой. Медведь никогда ничего поштучно не берёт. Вернёмся – разберём по винтикам!

      И это так. Виктор Иванович – завсегдатай всех международных выставок. Всегда прикупит что-либо новое, необычное. Миша был уверен, сами иностранные производители всячески старались заманить знаменитого сумасброда Стального Медведя на свои стенды. Сам факт покупки товара Кузьминым – уже реклама товара и производителя. Если сам Сталинский Медведь заинтересовался – вещь стоящая, революционная! А Медвежата потом разбирают, ломают, куда без этого, но потом – копируют.

      И Илья Гаврилович пошёл, пощёлкивая протезом. Пощёлкивание – плохо. Опять на себе испытывает новые наработки в протезировании Гвардейского центра медицины катастроф.

      В Гвардейске, в их Медвежьем углу, ограждённом треугольником гвардейских егерских дивизий – особые условия. Не виданные в СССР, не то что в мире. За свою не слишком продолжительную жизнь Михаил Кузьмин уже успел повидать многое. Мог сравнить. Жизнь он успел повидать со всех сторон. Умирал в Сталинграде и в Корее, в Китае и в Синайской пустыне, лазил на Эверест, прыгал из стратосферы, ходил по дну океана, посещал муравейники мировых столиц. И нигде не видел такого, как у них, в Гвардейске. Как будто весь город – со страниц фантастики Виктора Ивановича Кузьмина, его приёмного отца.

      А вот и он. Миша улыбнулся. Батя – почти без Баси. Голая спина и руки, лишь узловатая полоса телесного цвета прилипла к позвоночнику, накрывая его от затылка до крестца. Жгуты мышц перекатываются под шрамированной кожей – кофе варит. Мама здесь. Ей варит. Медведь, не оборачиваясь, поднял изуродованную шрамами руку и слегка качнул. Приветствует. Миша махнул в ответ спине отца. Виктору Ивановичу не надо оборачиваться. Его слепые глаза видят не только на триста шестьдесят градусов, но и сквозь тонкие стены.

      Ни отец, ни сын не произнесли ни звука – дом полон детей, воспитанников Егерской школы, Медвежат. И для каждого они – отец и мама.

      Миша давно уже не Мышонок. Давно уже Михаил Викторович Кузьмин. А в бою – ещё и Маугли. Майор егерей, командир разведроты Первой егерской бригады Кровавых Воронов. Элита элит. Осназ осназа. Теперь ещё и Герой Союза. Вчера награждали.

      Но как был он молчуном, так и остался. Функционально речь восстановилась. Но зачем говорить, если можно не говорить? Незачем! Лаконичность – наше всё.

      – Буду, – шепчет он на едва заметный поворот головы. Батя – услышит.

      Миша прошёл в ванную. Надо принять душ. Вчера с ребятами – дали! Миша по этому делу даже пел. Корейскую песню, что понравилась ему в последней командировке.

      Поехал подтянуть осназ корейских товарищей, не собирался воевать, в Китае настрелялся до тошноты, а тут – пендосы разбомбили завод Медведя. А ведь Медведь их предупреждал! Много раз. И координаты давал не раз объектов, которые были собственностью Медведя. Пришлось брать диверсантов корейцев и долго-долго бежать по этой по-своему прекрасной стране. Миша хотел сам убрать генерала, что отдал такой дерзкий приказ на бомбёжку завода. И ладно бы завод был стратегический! Производство велосипедов! Вернее, сборка из советских комплектов. Умышленно разбомбили! В лицо плюнули! Такое не прощается. Но Батя решил иначе. Миша только подсветил здание, где генерал изволил принимать девочек. Хорошо хоть не мальчиков. Корректируемая бомба, сброшенная из-за облаков, с такой высоты, что самолёта было совсем не слышно, оставила большую воронку вместо здания. Американцы были уверены, что это была управляемая ракета. Что и требовалось доказать! Мы же никому не скажем, что опытное боевое применение испытательного образца проведено успешно. Пусть боятся того, что сами себе понапридумывали. Это дешевле для страны, чем содержать чрезмерную армию. А потом был марш-бросок назад. И одно боестолкновение. Только одно но – с потерями. Миша вернулся на базу расстроенный – провал! Не смог провести отряд незаметно. У осназа егерей правило – если противник узнал, что пакость сделал именно ты, это провал! Так что задание провалено. Радость на лицах корейских товарищей – не утешение. Это для вас, жёлтых, размен один на четырнадцать – круто. Для нас – провал. И как приговор – отзыв на Родину. А там – награждение, повышение. Неожиданно, оттого вдвойне приятнее.

      – Как дядя Фёдор? – спросил Миша отчима, бесшумно возвращаясь на кухню, и скользнул за стол.

      – Не вытащишь в Москву даже на парад, – махнул рукой Батя, – загорелся этими головками самонаведения, как одержимый. Я его прошу наладить производство вычислителей, а ему Герой Соцтруда покоя не даёт.

      – Героя обещали? – спросил Миша, отхлёбывая огненный кофе, и виновато посмотрел на отца.

      Стыдно. Прихлебнул как маленький, а ведь все ещё спят. – А кофе отличный! Бразильский?

      – Кубинский. Ещё тебе сигар