#Лисье зеркало. Анна Коэн

был очень похож на торт; так Луизе казалось, когда она только переехала сюда, лет в пять. Не на воздушный замок-торт из книжки с картинками, а на настоящий, какой однажды испекли на день рождения принцессы: обширный, но приземистый, крепостные стены из рыхло-шоколадного теста, а фигурная крыша выложена пряничками черепицы. Внутри были сливочные стены с прожилками золотых цветов и побегов, глазурь ярких фресок, бисквитные ковры и зефирный потолок с лепниной. Перед сном маленькая Лу воображала себя громадной великаншей и в мечтах съедала весь дворец большой ложкой.

      Кроме обязательных уроков, занятий по музыке, этикету и рукоделию у Луизы не было никаких дел, ведь она была слишком мала, чтобы стать фрейлиной принцессы Агнесс, и слишком знатна, чтобы работать. Поэтому она была всего лишь тем, кем ее и отправили ко двору, – воспитанницей королевской семьи, дочерью герцога Спегельрафа и просто Луизой.

      За все восемь с лишним лет, что она здесь провела, казалось, ее существование замечали только учителя, кухарки да фрейлины принцессы. Особенно Гуннива. О нет, она не дергала Лу за волосы и не била по щекам, как это иногда делали служанки в людской, фрекен была для этого слишком хорошо воспитана. Когда они были младше, та заманила Луизу на чердак, до смерти запугала историями о Кровавом Петере и убежала, бросив рыдающую девочку в темноте. Гуннива прозвала Луизу Луковицей – из-за плаксивости да рыжеватых, словно луковая шелуха, волос. Она же эти волосы однажды «случайно» опалила огнем свечи, и Лу позорно остригли. Теперь, поднявшись на ступеньку выше своей любимой игрушки, шестнадцатилетняя фрейлина не опускалась до детских шалостей: подай, принеси, стой неподвижно целый час, подержи, передай… Приказам не было конца, словно Луиза стала служанкой и не смела отказать.

      Потому-то она и сидела сейчас в нише высокого окна за пыльной и тяжелой гобеленовой портьерой со сценами охоты и наблюдала осенний королевский парк. Высокое безоблачное небо и золотой пожар деревьев так отличны друг от друга, что больно смотреть. Посреди парка гранитной серой устрицей поблескивает фонтан. Он стоит особняком, листва кленов и дубов укрывает его, делая невидимым со стороны главных прогулочных дорожек. Здесь назначались свидания и разыгрывались сцены ревности всей придворной знати. Луизе больше всего нравилось наблюдать, как кто-то приходил первым и готовился произвести неизгладимое впечатление при встрече: дамы старались привести свои туалеты и прически в состояние «художественного беспорядка», взбивая волосы и раскладывая вуали на бордюре фонтана, на который можно было присесть только, как в дамское седло, бочком – из-за жестких корсажей и турнюров. Кавалеры же старались выглядеть холодно и отстраненно, копируя позу с какого-нибудь монаршего портрета или отгораживаясь книгой. И все они между собой были очень похожи, особенно с высоты Луизиного окна. Менялись лишь сезоны и платья, но смотреть было все равно интересно.

      До сумерек оставалась еще пара часов, и площадка у фонтана пустовала, поэтому девочка следила за вальсирующим полетом редких пылинок в солнечных лучах, представляя, как она наконец наденет настоящее дамское платье с открытыми плечами, атласные туфли с золотыми бантиками, перчатки выше локтя и будет танцевать с военными, чья парадная форма так и блестит пуговицами да пряжками, а на фуражке – знак мертвой головы… Страшно романтично! И даже мерзкая Гуннива не испортит такой чудесный вечер. А пока она в этих девчоночьих платьях с широким кушаком и в гольфах просто посмешище. Будто все забыли, что она уже не маленький ребенок и ее нужно одевать как девушку. Кого бы спросить об этом? Точно не фрейлин, они будут лишь издеваться пуще прежнего.

      Погрузившись в эти полусонные размышления и согревшись в своем стеклянно-гобеленовом укрытии, Луиза не сразу различила звук приближающихся по коридору шагов. Шли двое мужчин, увлеченных негромкой беседой, то замедляясь, то делая несколько скорых шагов в сторону Луизы. Несмотря на спокойный тон, было ясно, что они спорили. Девочка постаралась стать еще более незаметной, чем была, если такое только было возможно. «Проходите мимо, умоляю, проходите…» – вертелась в голове жалобная просьба, как если бы Лу могла передать ее этим людям. Едва ли ее отругали бы за нахождение в этой части дворца, но она не хотела ни перед кем раскрывать свое любимое место. В итоге, приблизившись к ее окну, мужчины все-таки остановились и продолжили разговор. Теперь Луиза могла слышать каждое слово, хоть и не хотела этого. Прожив большую часть жизни при дворе, она никогда не подслушивала чужих разговоров, а наблюдение за свиданиями в парке было лишь игрой в театр: беседующим парам она дарила реплики из известных ей пьес.

      Один голос, смутно знакомый Луизе, звучал старше и суше. Его обладатель говорил тихо, но отчетливо, по манере речи было понятно, что это человек из высших кругов общества. Второй мужчина, обладатель хрипловатого, но звучного баритона с развязным говором, был явно моложе. Ко всему прочему он побрякивал металлом и поскрипывал кожей на каждом шагу; можно было предположить, что это военный.

      – И все же я понимаю вашу позицию лишь отчасти. Ведь о помолвке принцессы никогда не объявляли официально. Значит, ее нельзя считать расторгнутой. Вам ли этого не знать, вы воплощение буквы закона.

      – На вашем месте