И плывут куда-то корабли из Танжера…. Жалид Сеули

мужем Константином, на шее у нее я заметил ожерелье из старинного серебра. Мы говорили на английском, я задал ряд вопросов касательно симптомов болезни и уже имеющихся результатов обследования. Мое заключение подтвердило диагноз – рак яичников в последней стадии. Анна выслушала мои слова внимательно и спокойно, Константин явно был обеспокоен сильнее, чем она сама. Анна часто смотрела ему в глаза, проникновенно и глубоко, внушая спокойствие. По-моему, это удалось ей лучше, чем мне, когда я отвечал на вопросы Константина. На ближайшие дни мы запланировали сложную операцию. Кроме своего родного русского, Анна владела английским и арабским языками. Я заинтересовался и спросил, почему она говорит на арабском.

      «Я люблю арабский язык», – ответила Анна, и ее голубые глаза засияли точно лазурь.

      – А где же вы изучили арабский? В Марокко, в Египте или в Тунисе? – предположил я.

      – В Москве, господин профессор.

      Я ожидал, что она назовет какой угодно город мира, но уж никак не Москву! Анна же спросила:

      – А вы когда-нибудь были в Москве?

      – К сожалению, нет. А вам приходилось бывать в Танжере?

      – К сожалению, нет. Но, может быть, когда-нибудь…

      – Может быть, – сказал я.

      «Инчалла!» – по-арабски добавила Анна, что значит «если будет на то воля Бога». Это было сказано легко и естественно, словно она произносила эти слова каждый день.

      С тех пор минуло более двух лет. В Берлине зима, и в Москве, и в Танжере… Везде холод, везде мало солнца. Сегодняшний день особенно темен. Анна умерла. Она пришла ко мне как пациентка, а ушли они с Константином как мои друзья. Анна ушла… Несмотря на тяжелейший недуг она всем нам постоянно показывала, что любовь и уважение друг к другу должны быть нашим подлинным эликсиром жизни. Анна, ты такая, что Танжер теперь сам откроется тебе.

      И плывут корабли из Берлина – в Танжер> и в Москву, и куда-то еще…

      Родина бегства

      Люди, решаясь на бегство, многое покидают, как правило – слишком многое.

      Кто-то из них навсегда отрывается от корней. Кто-то из них уже никогда не почувствует незабываемый чарующий аромат потерянной родины. Кто-то из них всегда будет беженцем, ищущим новую родину.

      И люди эти ищут родину,

      где будет у них преизбыток жизни.

      И люди эти ищут родину,

      где обретут они душевный покой.

      Ищут со страхом никогда не найти чудесное место или, найдя, разочароваться в нем.

      Жалид Сеули

      Предисловие

      Мы в Марракеше. Сидим во внутреннем дворе риада «Альмулюк», от которого рукой подать до самой таинственной и самой волнующей из всех рыночных площадей мира, площади Повешенных, площади Джема эль-Фна, этого неумолчно бьющегося сердца Африки; мы ужинаем, завтра нам уезжать.

      Новогодние праздники мы вот уже который раз встретили в Марокко, в Магрибе, это слово в переводе с арабского означает «запад» и является производным от «солнечный закат». Я в Марокко, вдали от любимой Германии, но недалеко от Европы, континента, где все мы родились. Здесь нет ни глупых фейерверков, ни шума, ни мокреди[1], здесь тысячи знакомых запахов, ослепительных красок, негромких звуков Востока и всего остального мира.

      Ужин в риаде снова был великолепен, поистине баловство для нас, гурманов. Айша, раньше прислуживавшая в риаде, теперь является главной поварихой. Добрым духом риада она остается и сегодня. Блюда были необычайно сытными – говядина со свежими, сбрызнутыми лимонным соком артишоками, приготовленная традиционно, в глиняном таджине, где мясо томилось не один час. Если бы мне пришлось заказать себе последнюю трапезу перед казнью, я попросил бы это кушанье. За большим длинным столом все мы, гости, возбужденные изысканной кухней, пришли в прекрасное вольное настроение. Возникло удивительное и вместе с тем знакомое ощущение, словно все мы впервые встретились друг с другом очень-очень давно, задолго до постройки риада и его дворика в мавританском стиле, которым почти триста лет. Здесь сразу замечаешь, что в архитектуре риада смешались разные стили – это и королевский дворец, и городской дом, а пышный цветущий сад, мавританский двор и обсаженный розами фонтан укрывают тебя от внешнего мира; все здесь ведет внутрь и помогает тебе постичь то, что внутри у тебя самого, – твое сердце.

      Мои дети Зара и Элиас уже заснули в своей комнате на втором этаже, устав от буйной суеты дня, который оказался слишком коротким. Мы сидим за большим столом, мы – это Адак, моя чудесная жена, по крови персиянка, Омар, заботливый и щедрый хозяин риада, забавно говорящий по-немецки с отчетливым швейцарским акцентом, Томас, преуспевающий музыкальный продюсер из Базеля, его симпатичная подруга и я. Разговор за ужином шел о том, что каждый из нас пережил недавно или давно, о том, что еще хотел бы пережить и узнать. Томас рассказал нам, что его прабабка, когда ей было шестнадцать лет, сбежала из дому и ее поймали полицейские в Танжере.

      – Как она очутилась в Танжере, городе на севере Марокко? –

1

Мокредь – сырость, грязь, дождливая погода. – Здесь и далее прим. ред.