Рыцарь для чемпионки. Александр Рыжов

инешься на меня с таким же криком, какой издает на теннисном корте Мария Шарапова. Ринешься безоглядно, надеясь сокрушить меня одним только натиском. И я знаю, как тебе ответить».

      Я не ошиблась. Зойка с воплем кинулась на меня. Трудно сказать, что в этот миг творилось в ее голове с такими милыми рыжими кудряшками, но мне почему-то казалось, что сейчас она хочет меня растерзать, разорвать в клочья и развеять по ветру. Но я не дала ей осуществить даже малую толику этих намерений.

      Я упала прежде, чем Зойка успела ко мне прикоснуться. Точнее, не упала, а плавно, как шар, перекатилась на спину, выставив вперед и вверх полусогнутую правую ногу. И вот Зойка уже летит через меня, все такая же разъяренная, кричащая, но совершенно неопасная. Я могла бы перекувырнуться, оседлать ее и перейти на болевой, но мне не захотелось. Хватит с нее на сегодня.

      – Стоп! – скомандовал Палыч. – Закончили.

      Палыч – это наш тренер. Он как в той рекламе – маленький, щуплый, невзрачный, но если скажет, то железно. Супербизон. Я видела, что Зойка жаждет реванша, но у нее все равно ничего бы не вышло. И дело даже не в том, что Палыч прекратил тренировку. Просто сил у меня больше. Да и чего тут скромничать, мастерства тоже. Как-никак три года хожу в местную секцию самбо. За такое время можно многому научиться – было бы желание.

      – Хороший бросок, Векшина, – скупо похвалил меня Палыч и тут же, по своему обыкновению, добавил ложку дегтя: – Но в следующий раз резче работай… резче! И не тяни до последнего, а то не успеешь сгруппироваться.

      Я хотела сказать, что это у меня такая тактика, но благоразумно промолчала. Не любит наш Палыч, когда с ним спорят.

      Он подал руку поверженной Зойке, помог подняться. Зойка тяжело дышала.

      – А с тобой, Панкратова, особый разговор, – сказал он ей сурово. – Какого… В смысле, зачем ты танцы перед ней устраиваешь? Дергаешься, скачешь вокруг да около… Может, тебе на хореографию записаться, а?

      – Не хочу на хореографию, – угрюмо молвила Зойка, глядя в пол. – Я самбистка.

      – Пришла на борьбу, борьбой и занимайся! Два года с тобой бьюсь, а ты одно и то же устраиваешь…

      Мне даже стало немного жаль Зойку. Нет, она, конечно, заслужила взбучку от Палыча, но что делать, если ей меня не одолеть ни при каком раскладе. Здесь главное – точный расчет, хладнокровие, умение разгадать замысел соперника, а Зойка ничего не рассчитывает и ничего не разгадывает. Прет напролом, и все.

      Хотя вообще она девчонка неплохая. Мы не то чтобы подруги, но и не враги. Даже агрессия, которая минуту назад таилась в ее зеленых глазах, – не из-за того, что она меня ненавидит. Это просто спортивный азарт, эмоции. Когда мы в спортзале, на ковре, лицом друг к другу, и Палыч командует: «Начали!» – Зойка сразу забывает обо всем и хочет во что бы то ни стало победить. Быстро, нахрапом, свалить меня, как бык валит зазевавшегося тореадора. Я тоже хочу победить, но никогда не лезу на рожон очертя голову. Выжидаю, прикидываю, делаю несколько точных движений, и Зойка уже у моих ног.

      Я ободряюще хлопнула ее по влажной спине, улыбнулась как можно искреннее. И мы вдвоем пошли в раздевалку.

      – Все равно я тебя сделаю, – на ходу бурчала Зойка. – Вот увидишь.

      – Сделаешь, сделаешь, – легко согласилась я.

      Пусть от этой надежды ей будет приятно.

      Переодевшись, я посмотрелась в зеркало, висевшее на стене раздевалки. Скажем правду, красавицей меня не назовешь. Рослая, гораздо выше и крупнее многих моих шестнадцатилетних сверстниц, черты лица грубоватые. До изящной фотомодели мне далеко. Ну и пусть. В модели я не готовлюсь, у меня другое призвание. Палыч мною гордится, в своей возрастной и весовой категории я лучшая самбистка города. И не только города. Три раза побеждала на районных соревнованиях, выиграла еще несколько турниров.

      – С такими задатками, Маринка, ты и область выиграешь, – сказал мне на днях Палыч.

      После этих его слов у меня губы сами собой до ушей растянулись от радости. И не потому, что он во мне задатки увидел и победу спрогнозировал, а потому, что Маринкой назвал. Палыч нас, своих воспитанниц, обычно по фамилиям называет, а по имени – только тех, в кого по-настоящему верит. Вот и в меня, значит, поверил.

      – Войдите, – сказала кому-то Зойка.

      Увлеченная своими мыслями, я не сразу заметила в раздевалке новое действующее лицо. Это был нескладный очкарик с прилизанными волосами. Он протиснулся в дверь боком, словно ее заклинило и ему не пришло в голову раскрыть ее пошире. В одной руке он держал что-то похожее на толстую авторучку, а другую не знал, куда деть – то в карман засунет, то волосы ею пригладит (хотя куда уж их еще приглаживать). Весь его вид являл смущение и робость, но вместе с тем твердое намерение сделать некое важное дело. Наверное, то, ради которого он сюда пришел.

      – Здрасте, – сказал он и завис, как заглючивший компьютер.

      – Привет, – сухо ответила я. – А стучаться тебя не учили?

      – Я постучался, – он обезоруживающе пожал плечами. – Только что.

      Тьфу ты! А ведь и точно – постучался. Я же не заметила.

      Зойка