Наша Рыбка. Робин Фокс

18

* * *

      Пролог

      Страшно, когда забываешь то, что должно навсегда остаться в памяти. Лица в воспоминаниях уже не такие четкие, как раньше, голоса звучат словно издалека, и чувства, которые испытывал, превращаются в тревожное эхо, будто они – это краска на стене, выцветшая и облупившаяся от времени. И только случайная мелочь – старая песня, какая-нибудь нелепая вещица, чей-то смех или запах – может на долю секунды вернуть тебя туда… В это прошлое, которое, несомненно, лучше любого настоящего, – так уж водится.

      Я вынужден рассказать вам кое-что из своей жизни, потому что боюсь: проснусь однажды, а вместо моих воспоминаний останется какая-то чудовищная пустота. Пусть лучше будет хотя бы текст.

      С тех пор как закончилась моя история, прошло около двух лет. Этого хватило, чтобы понять: раны лечит совсем не время – нет, это душная пыль улиц оседает на воспоминаниях, это ненавистный город заставляет тебя биться в его ритме. Он отвлекает от навязчивых мыслей, заполняя твою глупую башку мелкой ерундой. Грязь застилает глаза, представляя весь мир в ином свете.

      Что стало со мной сейчас – неважно. Важно только то, что было раньше.

      Пожалуй, этого хватит для вступления. Получилось довольно пафосно.

      Глава первая

      Раньше мой писательский опыт ограничивался лишь школьными сочинениями и редкими графоманскими заметками в «живом журнале». В общем, к писательству меня не тянуло. Дневников не вел, стишки не сочинял. Существованию «живого журнала» я теперь очень благодарен, потому что могу обращаться к нему, чтобы вспомнить точные даты некоторых событий, важных для этой истории. Я, как уже сказал, пользовался им нечасто, никому не открывал доступа и сам не понимал, с чего вдруг решился доверить виртуальному пространству тайны личной жизни. Теперь мне кажется, мной руководило что-то свыше. По-другому и не объяснить. Не будь моего блога, я бы не стал вам ничего рассказывать – у меня просто не хватило бы сил написать все заново.

      Руки дрожат у меня и сейчас, когда я не сказал еще ни слова по делу. Я и в жизни так рассказываю: полчаса ненужных бредней, а потом сразу конец истории. И здесь лучше не будет, не надейтесь.

      В общем, остановите меня, кто-нибудь.

* * *

      Запись от 7 ноября

      Вагон метро трясло, как разваливающуюся телегу на ухабистой проселочной дороге. Оранжевый свет моргал, и, когда вдруг он выключался полностью, окошко соседнего вагона светилось зеленым, и все пассажиры в нем тоже казались зелеными.

      Возле ближайшей двери стоял крупный парень в полицейской форме и, воровато оглядываясь, царапал ключом по стеклу. Я от нечего делать следил за ним, пытаясь разглядеть, что он старается изобразить. На станции двери разъехались в стороны, и полицейскому пришлось подвинуться влево, чтобы впустить новых пассажиров. «Бря…» – успел прочитать я на мутном стекле. Затем поезд нырнул в туннель, и свет опять неприятно замигал.

      Люди в вагоне хмурились. Все это было привычным, и я, кстати, выглядел не веселее окружающих. Когда я подумал об этом, то сразу же попытался улыбнуться, потому что остро захотелось ни в коем случае не походить на остальных пассажиров. Тут же стало казаться, что люди, гроздьями нависавшие надо мной со всех сторон, сменили выражения лиц на еще более злые, и все на меня уставились. Картину довершала женщина: она читала книгу и плакала, на нее падали зеленые блики из окошка соседнего вагона, придавая лицу нездоровый вид.

      На следующей станции толпа схлынула, появились свободные места. Петя, спавший всю дорогу, неожиданно толкнул меня в бок локтем.

      Напротив нас сидела огромная тетка в бобровой шубе с жирно накрашенными плоскими губами и вишневого цвета волосами. Бобриха была настолько большой, что занимала полтора места и то и дело промокала платком влажный лоб. Я догадался, что мой друг вряд ли указал именно на нее, и перевел взгляд на мужика, сутулого и оплывшего, сидевшего с женщиной по соседству. Мужик тупым взглядом сверлил рекламный плакат и теребил полу пальто, выпятив вперед нижнюю челюсть. Мне пришлось несколько раз перевести взгляд с него на «бобриху» и обратно, прежде чем я заметил, что между ними зажата миниатюрная девушка, похожая на хрупкий цветок, по ошибке выросший в стране гигантов и уродливых монстров. У нее были длинные темно-рыжие волосы, короткая челка, как у какой-то известной актрисы прошлого, и разного цвета глаза – один карий, другой серо-синий.

      Я чуть не подпрыгнул – передо мной восседала троица явно из фантастического мира. Женщина-бобр, мужик, похожий на плешивого уездного чиновника из русской классики, и эта девчонка с разноцветными глазами!

      Девушка, поглядев на нас ровно столько, сколько мне требовалось, чтобы рассмотреть ее глаза, вернулась к чтению журнала, лежавшего у нее на коленках. Толстая тетка все вытирала лицо и толкала ее рукой, длинный сосед слева безмозгло хлопал белесыми ресницами. Эта троица надолго завладела моим вниманием, поэтому, прослушав объявление нужной станции, но узнав ее по вестибюлю, я рванулся к выходу, когда двери почти закрылись. «Брянск», – прочел я на стекле послание, оставленное полицейским, и тут