Изверг моего романа. Татьяна Луганцева

лнце – вредно! Напечет головку, будет солнечный удар! Кожа обгорит, болеть будет. Солнышко скрылось – тоже плохо! Становится прохладно, можно простудиться. Игрушки необходимо часто мыть с мылом и протирать спиртом или водкой для дезинфекции. Книжки читать каждый день для развития, но на расстоянии локтя и с освещением слева – про ее красивые глазки бабушка не забывала. Спать следовало ложиться ровно в девять часов вечера, хочешь ты этого или нет, а вставать в семь утра и начинать день с зарядки и холодного обливания – заряжаться энергией джи или джу… Закаливание – лучшее средство от простуд. Бабушка годами приучала внучку к закаливанию, понижая температуру воды на один градус в три месяца. Все подруги Серафимы проходили фейсконтроль перед строгим оком ее бабушки. И никто контроль так и не прошел.

      – У этой девочки родители нехорошие, пьющие, – заявляла Светлана Тихоновна.

      – Но она сама-то не пьет! При чем тут ее родители? – возражала Сима.

      – Еще бы она пила! Ты, как я вижу, дерзишь мне? Запомни, я для тебя – всё, и ты для меня тоже, и никто чужой нам не нужен! Мы – это мы! У нас больше никого нет! В проблемной семье не может быть хорошего воспитания, и что вырастет из этой девочки? Она научит тебя только плохому, а я уже немолода, могу и не уследить!

      – Чему «плохому», бабушка? Что ты преувеличиваешь? Ты ее не знаешь, а уже думаешь бог знает что… – Внучка отчаянно пыталась отстоять свое право на общение со сверстницами.

      – Она научит тебя ругаться, курить и, не приведи господи, думать о мальчиках! – с металлом в голосе отвечала Светлана Тихоновна.

      Симе оставалось только молча глотать слезы.

      С ранних лет ей вдалбливали в голову, что мальчики – самые страшные и коварные существа – они, о ужас! в будущем превращаются просто в чудовищ, то есть в мужчин! А мужчина уже отождествлялся со всеми пороками. Они курили, пили и от женщин требовали только секса. Они хуже животных, и, разумеется, надо было держаться от них подальше. Эти похотливые самцы подстерегали Симу на каждом шагу.

      – А с Катей можно дружить? – спрашивала уже со слезами на глазах Серафима, которой просто не хватало девчачьего, подросткового общения.

      – Катя? Кто у нас Катя? Это та в короткой юбке, думающая уже о мальчиках?

      – Нет, она…

      – А! Я вспомнила! Это та девочка, которую ругали на родительском собрании за то, что она красит ресницы и громко хохочет? Это в таком-то возрасте! Она зачем так поступает? Чтобы нравиться мальчикам? Вырастет, станет гулящей девкой! Обычно так и начинается!

      – Нет, бабушка! Катя у нас новенькая. Она дочка учительницы по русскому и литературе! Очень хорошая девочка! – настаивала Сима.

      Светлана Тихоновна недовольно поджимала губы. По всему выходило, что ей перечить – себе дороже. Дать бы волю Светлане Тихоновне, она бы с удовольствием закрыла свою внучку в четырех стенах на ключ. Но тогда бы к ней в дом пришли сотрудники соответствующих органов и поинтересовались бы: почему девочка не ходит в школу? Поэтому в эту «обитель невежества и разврата» Светлана Тихоновна была вынуждена отпускать внучку. Она каждый день отводила Симу в школу и каждый день встречала ее, невзирая на подростковый возраст девочки. Ребята в классе смеялись над Серафимой, но это ничего не меняло.

      – Бабушка, я тебя умоляю! Не подходи к школе, я приду сама! Да и ты отдохнешь! У нас все ходят в школу сами! – молила Серафима.

      – Ты как со мной разговариваешь? Я отдала тебе лучшие годы! Мне совершенно всё равно, как к этому относятся окружающие, и отдыхать мне не хочется! Ты – единственная, кто у меня остался, и я тебя сохраню, нравится тебе это или нет! Я тебя сберегу, и ты должна радоваться, что у тебя такая заботливая бабушка, а не стыдиться меня. Или ты хочешь гулять с мальчиками после школы, чтобы я не узнала? Чтобы заразиться от них или забеременеть?

      – Нет, бабушка… – впадала в оцепенение внучка.

      – А я вот вижу, что да! Ты вознамерилась опозорить меня и загнать в могилу!

      – Я не хочу, бабуля, – рыдала Серафима, но лекции и нотации не прекращались еще часа три.

      Девочке не разрешалось приглашать детей на день рождения, потому что праздники расхолаживают и выбивают из «колеи послушания» и на них могут прийти нежелательные мальчики. Когда Серафима однажды дала свой домашний номер телефона однокласснику, который ей нравился, и он позвонил ей, естественно, нарвавшись на Светлану Тихоновну, девочка в первый раз была бита ремнем. С бабушкой чуть удар не случился.

      – Этого не может быть! Это – конец! Ужас! Вот и дождалась я позора! – махала она ремнем. – Тебе всего пятнадцать, а мальчишки уже телефон обрывают! За что мне такое наказание! Моя внучка будет проституткой! Вот тебе! Вот! Будешь знать, как себя вести! – ярилась злобная старуха.

      Серафима вырвалась, забилась в угол, рыдая в голос. Она ощущала себя кругом виноватой, плохой, порочной и, самое главное, униженной.

      Ну а когда Светлана Тихоновна увидела, что ее внученька из девочки-подростка превращается в прелестную девушку, у нее совсем стало плохо с головой. Она буквально «пасла» Симу, не давая