Весёлые рассказы и смешные истории (сборник). Леонид Яхнин

Козловского

      У меня в табеле одни пятёрки. Только по чистописанию четвёрка. Из-за клякс. Я прямо не знаю, что делать! У меня всегда с пера соскакивают кляксы. Я уж макаю в чернила только самый кончик пера, а кляксы всё равно соскакивают. Просто чудеса какие-то! Один раз я целую страницу написал чисто-чисто, любо-дорого смотреть – настоящая пятёрочная страница. Утром показал её Раисе Ивановне, а там на самой середине клякса! Откуда она взялась? Вчера её не было! Может быть, она с какой-нибудь другой страницы просочилась? Не знаю…

      А так у меня одни пятёрки. Только по пению тройка. Это вот как получилось. Был у нас урок пения. Сначала мы пели все хором «Во поле берёзонька стояла». Выходило очень красиво, но Борис Сергеевич всё время морщился и кричал:

      – Тяните гласные, друзья, тяните гласные!..

      Тогда мы стали тянуть гласные, но Борис Сергеевич хлопнул в ладоши и сказал:

      – Настоящий кошачий концерт. Давайте-ка займёмся с каждым индивидуально.

      Это значит с каждым отдельно.

      И Борис Сергеевич вызвал Мишку.

      Мишка подошёл к роялю и что-то такое прошептал Борису Сергеевичу.

      Тогда Борис Сергеевич начал играть, а Мишка тихонечко запел:

      Как на тоненький ледок

      Выпал беленький снежок…

      Ну и смешно же пищал Мишка. Так пищит наш котёнок Мурзик. Разве ж так поют. Почти ничего не слышно. Я просто не мог выдержать и рассмеялся.

      Тогда Борис Сергеевич поставил Мишке пятёрку и поглядел на меня.

      Он сказал:

      – Ну-ка, хохотун, выходи!

      Я быстро подбежал к роялю.

      – Ну-с, что вы будете исполнять? – вежливо спросил Борис Сергеевич.

      Я сказал:

      – Песня гражданской войны «Веди ж, Будённый, нас смелее в бой».

      Борис Сергеевич тряхнул головой и заиграл, но я его сразу остановил:

      – Играйте, пожалуйста, погромче, – сказал я.

      Борис Сергеевич сказал:

      – Тебя не будет слышно.

      Но я сказал:

      – Будет. Ещё как!

      Борис Сергеевич заиграл, а я набрал побольше воздуха да как запою:

      Высоко в небе ясном

      Вьётся алый стяг…

      Мне очень нравится эта песня.

      Так и вижу синее-синее небо, жарко, кони стучат копытами, у них красивые лиловые глаза, а в небе вьётся алый стяг.

      Тут я даже зажмурился от восторга и закричал что было сил:

      Мы мчимся на конях туда,

      Где виден враг!

      И в битве упоительной…

      Я хорошо пел, наверное, даже было слышно на другой улице:

      Лавиною стремительной.

      Мы мчимся вперёд!..

      Ура!..

      Красные всегда побеждают! Отступайте, враги! Даёшь!!!

      Я нажал себе кулаками на живот, вышло ещё громче, и я чуть не лопнул:

      Мы вррезалися в Крым!

      Тут я остановился, потому что я был весь потный и у меня дрожали колени.

      А Борис Сергеевич хоть и играл, но весь как-то склонился к роялю, и у него тоже тряслись плечи…

      Я сказал:

      – Ну как?

      – Чудовищно! – похвалил Борис Сергеевич.

      – Хорошая песня, правда? – спросил я.

      – Хорошая, – сказал Борис Сергеевич и закрыл платком глаза.

      – Только жаль, что вы очень тихо играли, Борис Сергеевич, – сказал я, – можно бы ещё погромче.

      – Ладно, я учту, – сказал Борис Сергеевич. – А ты не заметил, что я играл одно, а ты пел немножко по-другому!

      – Нет, – сказал я, – я этого не заметил. Да это и не важно. Просто надо было погромче играть.

      – Ну что ж, – сказал Борис Сергеевич, – раз ты ничего не заметил, поставим тебе пока тройку. За прилежание.

      Как – тройку? Я даже опешил. Как же это может быть? Тройку – это очень мало. Мишка тихо пел и то получил пятёрку… Я сказал:

      – Борис Сергеевич, когда я немножко отдохну, я ещё громче смогу, вы не думайте. Это я сегодня плохо завтракал. А то я так могу спеть, что тут у всех уши позаложит. Я знаю ещё одну песню. Когда я её дома пою, все соседи прибегают, спрашивают, что случилось.

      – Это какая же? – спросил Борис Сергеевич.

      – Жалостливая, – сказал я и завёл:

      Я вас любил…

      Любовь ещё, быть может…

      Но Борис Сергеевич поспешно сказал:

      – Ну хорошо, хорошо, всё это мы обсудим в следующий раз.

      И тут раздался звонок.

      Мама встретила меня в раздевалке. Когда мы собирались уходить, к нам подошёл Борис Сергеевич.

      – Ну, – сказал он, улыбаясь, – возможно, ваш мальчик будет Лобачевским, может быть,