Фамильная честь Вустеров. Радость поутру (сборник). Пелам Вудхаус

из мертвых.

      – Уже приготовил, сэр, она ждет в холодильнике.

      Он выскользнул из спальни, а я сел в постели с не слишком приятным и таким знакомым ощущением, что вот сейчас-то я и отдам Богу душу. Накануне вечером я ужинал в «Трутнях» с Гасси Финк-Ноттлом, которому закатил мальчишник, чтобы он в кругу друзей простился с холостой жизнью перед предстоящим бракосочетанием с Мадлен Бассет, единственной дочерью сэра Уоткина Бассета, кавалера ордена Британской империи второй степени, а за подобное времяпрепровождение приходится жестоко расплачиваться, и пока я дожидался Дживса, мне представлялось, будто какая-то скотина вбивает мне в башку железный кол, но кол не простой и обыкновенный, каким Хеверова жена Иаиль пронзила череп Сисаре, а докрасна раскаленный.

      Вернулся Дживс с эликсиром жизни. Я залпом осушил стакан и, пройдя полный курс крестных мук, который непременно следует за принятием изобретенных Дживсом животворных бальзамов, – например, мое темя взлетело к потолку, а глаза выпрыгнули из орбит и, ударившись о стену, отскочили, как теннисные мячи, – почувствовал себя лучше. Было бы преувеличением утверждать, что ваш покорный слуга Бертрам Вустер совсем ожил, однако толика сил вернулась, я даже обрел способность вести беседу.

      – О-хо-хо! – произнес я, изловив свои глаза и водворяя их на место. – Ну как, Дживс, что новенького в мире? У вас ведь в руках газета?

      – Нет, сэр. Это путеводители из туристического агентства. Я подумал, может быть, вам будет интересно полистать.

      – В самом деле, Дживс? – спросил я. – Вы действительно так подумали?

      Последовало непродолжительное и, как я бы определил, многозначительное молчание.

      Когда два человека с железной волей живут в тесном контакте друг с другом, конфликты между ними просто неизбежны, и именно такой конфликт разгорелся сейчас в доме Берти Вустера. Дживс вознамерился выманить меня в кругосветное путешествие, а мне даже думать об этом тошно. Я решительно заявил, что никуда не поеду, и все равно Дживс чуть не каждый день приносит мне пачки иллюстрированных проспектов, при помощи которых разные бюро путешествий соблазняют нас сняться с насиженных мест и мчаться черт знает куда любоваться красотами природы. Глядя на Дживса, я каждый раз представляю себе хорошо натасканного охотничьего пса, который упорно приносит в гостиную дохлых крыс и кладет на ковер, как ему ни объясняй, что в подобных услугах здесь не нуждаются, более того, эти услуги обременительны.

      – Дживс, выкиньте эту блажь из головы, – сказал я.

      – Путешествия чрезвычайно обогащают новыми познаниями, сэр.

      – Я в новых познаниях не нуждаюсь, сыт по горло тем, что напичкали в меня, пока учился. А вот что с вами происходит, я отлично знаю. В вас снова проснулась кровь ваших предков, викингов. Вы жаждете вдохнуть соленый запах моря. Вы мысленно разгуливаете по палубе в белой капитанской фуражке. Возможно, кто-то прожужжал вам уши о танцовщицах острова Бали. Что ж, я вас понимаю, я вам даже сочувствую. Но все это не для меня. Я не позволю погрузить себя на океанский лайнер, пропади они все пропадом, и волочь вокруг света.

      – Как вам будет угодно, сэр.

      В его голосе я уловил легкую иронию: разозлиться он не разозлился, но был явно разочарован, и я дипломатично переменил тему.

      – Эх, Дживс, и кутнули мы вчера!

      – Хорошо провели время, сэр?

      – Да уж, повеселились на славу. Гасси просил передать вам привет.

      – Я высоко ценю его любезность, сэр. Надеюсь, мистер Финк-Ноттл был в добром расположении духа?

      – О, лучше некуда, особенно если вспомнить, что близится час, когда он станет зятем сэра Уоткина Бассета. Слава Богу, что он, а не я, Дживс, – могу лишь благодарить Всевышнего.

      Произнес я это с большим жаром, сейчас объясню почему. Нынешней весной, когда мы праздновали победу в Гребных гонках, я попал в суровые лапы Закона за попытку освободить голову полицейского от его каски и, сладко проспав ночь на голой деревянной скамье в участке, был доставлен на Бошер-стрит и оштрафован на пять фунтов – на целых пять моих кровных фунтов. Мировой судья, который вынес этот возмутительно несправедливый приговор, – должен признаться, публика встретила его одобрительными возгласами, – был не кто иной, как старикан Бассет, папаша будущей невесты Гасси.

      Как потом выяснилось, я оказался одной из его последних жертв, потому что буквально через полмесяца он получил от дальнего родственника очень неплохое наследство, оставил службу и перебрался жить в деревню. Так, во всяком случае, он сам представил дело, но лично я убежден, что это самое «наследство» он сколотил, прикарманивая штрафы. Хапнет у одного пятерку, хапнет у другого, третьего – глядишь, лет эдак через двадцать составился солидный капиталец.

      – Вы ведь помните, Дживс, эту злобную тварь? Настоящий изверг.

      – Возможно, сэр, в кругу своей семьи сэр Уоткин не столь суров?

      – Сомневаюсь. Цепного пса в овечку не превратишь. Ну да черт с ним. Письма есть?

      – Нет, сэр.

      – Кто-нибудь звонил?

      – Да,