Чертова дюжина. Агния Кузнецова

сон и родители Дины.

      Иннокентий Осипович часто вскакивал из-за стола, проворно сбегал по ступенькам в сад проведать молодую компанию.

      Разговор у стола между клумбами моментально стихал, и ребята с уважением смотрели на отца Дины – маленького, лысого, с мохнатыми, как у Толстого, бровями. Затеев был директором школы, в которой учились ребята. Они любили его и немного побаивались.

      – Ну, как? – осведомлялся Иннокентий Осипович и, не дождавшись ответа, упрекал Дину: – Хлеба-то у вас почему нет? А Костя что именинником сидит? Рябчик на тарелке целёхонек!

      Он покидал притихших ребят, тер лысину холеной рукой с перстнем на мизинце и про себя рассуждал: «Спугнул, спугнул молодежь. Пусть уж сами как хотят…»

      Он возвращался на террасу, смеялся, острил, и здесь снова становилось шумно и весело.

      – Что же вы, Ольга Семеновна, зарок, что ли, дали у нас не кушать? – говорил он. – Я в сад уходил, вы в блюдечко смотрели и теперь так же сидите. Может быть (он хитро подмигнул), о женихе гадаете?

      – Хи-хи, хи-хи! – в ответ дребезжала старушка, и на ее седой голове вздрагивала крошечная шишечка волос.

      Екатерина Петровна разливала чай.

      – Кончайте курить и пейте чай, – обратилась она к Куренкову.

      Он вежливо приподнялся в кресле, отвесил полупоклон, но предпочел оставаться у перил террасы.

      – Кушайте, Тарас Викентьевич, – продолжала хозяйка, подвигая вазу с печеньем толстому гостю, а сама чуть заметно улыбалась. Она знала, что Тараса Викентьевича Гринько можно не угощать: везде он чувствовал себя как дома и ел невероятно много.

      – Скушаю, все пшендечки скушаю, дорогая моя! – гудел Тарас Викентьевич. – У меня аппетит в дедушку Крылова.

      Он вытирал клетчатым платком потное румяное лицо и с удовольствием уничтожал пряники, ватрушки, хворост.

      – Что это вы, Игорь Андреевич, ребят так изучаете? Рисовать их, что ли, задумали? – смеясь, спросил Иннокентий Осипович.

      – Если б умел, обязательно нарисовал бы, – оживленно отозвался Игорь Андреевич.

      Он всем корпусом повернулся к Иннокентию Осиповичу, широкими приподнятыми плечами загораживая все кресло.

      И не первый раз залюбовался Иннокентий Осипович прекрасной линией его лба и носа, гордым ртом и чуть-чуть выдающейся нижней челюстью. Куренков, несмотря на свои сорок лет, был совершенно седым.

      – Вот посмотрите на Динушку. – В голосе Игоря Андреевича зазвучала отцовская нежность.

      Иннокентий Осипович переглянулся с женой. Она вздохнула и отвернулась. Три года назад у Куренкова умерли дочь и жена. Дочь, по его словам, очень походила на Дину. С тех пор он горячо привязался к Дине и часто стал бывать у Затеевых.

      – В розовом платьице она походит на ландыш – стройная, высокая. А волосы… смотрите: по последней моде – косички кверху и бант. Какой у нее необычный и красивый загар, – продолжал Куренков. – Теперь смотрите: рядом с ней девочка совсем другого типа.

      – Это Саша Семенцова, – подсказал Иннокентий Осипович.

      – Верно, предки цыгане, ишь какая кожа черная. Некрасивая девочка. А волосы чудесные – косищи какие, ниже колен! Смотрите, блестят как!

      – Да вы в самом деле художник! – засмеялся Иннокентий Осипович.

      – Каждый человек немножко художник, – улыбнулся Куренков. – Вот эту курносую девчурку с двумя косичками я чаще всех встречаю с Динушкой. Верно, это ее любимая подруга.

      – Это Наточка, – вступила в разговор Екатерина Петровна. – Очень хорошая девочка – умница, одаренная, серьезная.

      – У этой девочки есть один дефект, – заметил Иннокентий Осипович, – она неопрятна. Ногти у нее всегда как у хищника, с траурной каймой.

      Все засмеялись.

      – А рядом, – продолжал Куренков, – невероятный блондин, но это не альбинос.

      – Его в школе зовут «Витя Беленький», – сказал Иннокентий Осипович. – Каюсь, мой любимец. Удивительный парень: какой-то весь светлый, чистый, честный. Да и товарищи его любят…

      Понемногу все взрослые собрались у перил террасы.

      – А этот, – указывая головой на черного худенького мальчика, – гудел Тарас Викентьевич, – Костя Зарахович. Смотрите, Игорь Андреевич, какой тип, а?

      В это время стукнула калитка, и в саду появилась тоненькая девушка в белом платье, с волосами, завитыми в мелкие кудряшки.

      – Кира! – всплеснула руками и почему-то удивилась Ольга Семеновна появлению своей дочери.

      Кира только входила, а ей навстречу по дорожке сада уже мчалась Дина.

      – Вот этой дружбой я недоволен. Разница лет, да и вообще… – потирая лысину ладонью, тихо сказал Иннокентий Осипович самому себе, но Куренков слышал и пожал плечами, точно хотел сказать: «В выборе друзей дети не всегда спрашивают родителей».

      Кира обняла Дину за шею и, осторожно целуя в щеку крашеными губами, сказала:

      – Поздравляю, Дина, с днем рождения и дарю тебе вот это.

      Она