Анжуйцы. Серж Арденн

/p>

      Почти любовь мою – одной слезой. Прости!

      Жан Пьер Беранже

      «…Есть люди, на том и этом свете, которые мне очень дороги. Они не самые лучшие, не самые праведные, не самые умные и не самые справедливые, а ещё их очень немного. Я люблю этих людей. Эти люди мои друзья, с любовью к ним я живу, с любовью же к ним умру… »

      Жиль Дюмон де Перьяк, виконт де Сигиньяк

      ПРЕДИСЛОВИЕ.

      Шел 1625 год. Смутные времена наступили во французском королевстве. Королевстве истерзанном религиозными войнами, сменой династий и внутренним сепаратизмом, угрожающим расколоть страну на две части. Тягостная и кровопролитная борьба за престол, которая путем невероятных и головокружительных комбинаций закончилась немыслимым триумфом короля-гугенота, первого Бурбона, Генриха Четвертого, сменившего, правившую более двух столетий, династию Валуа, казалось бы, вела к улучшению. Но удар кинжалом на улице Медников, 14 мая 1610 года, положил конец надеждам на спокойствие и процветание королевства. Кроме того, что внутри страны отсутствовала «железная рука» способная усмирить многочисленных сторонников желавших поживиться за счет короны, оторвав кусок пожирнее, оживились внешние враги, как стервятники, выжидавшие своего часа, намереваясь отщипнуть приглянувшийся домен.

      Территория Франции, в то время, не являла собой геополитический идеал, в представлении монарха, желавшего видеть свою страну среди сильных мира сего. За пределами границ королевства лежали Савойя, Корсика, Лотарингия с Эльзасом; пиренейские области – Наварра, Беарн и Руссильон; Франш-Конте и Артуа, с мелкими северо-восточными провинциями, входили в состав «Священной Римской империи»; три церковных диоцеза, епископства – Туль, Мен и Верден, так же не принадлежали французской короне. Весьма неблагоприятно сказывалось деление страны на Север и Юг, присоединенный лишь в середине XV века, и не утративший стремлений к отделению, что ярко проявилось в период гражданских войн.

      В таком виде Франция оказалась на пороге сложного и болезненного процесса. Процесса подлинного, внутреннего сплочения страны, экономического, языкового, культурного и формирования французской нации.

      Итак, после смерти великого властителя, Генриха Четвертого, и регентства его, жены взбалмошной правительницы Марии Медичи, на престол поднялся, их сын, Людовик Тринадцатый Бурбон. Молодой король, взгромоздив на свою голову французскую корону, не имел представления, что делать дальше. Будучи человеком, не без способностей, все же, выдающимся назвать его трудно. Тринадцатый Людовик подвергался множеству страстей; он сочинял музыку, пел в хоре, виртуозно играл на музыкальных инструментах, варил варенье, упражнялся в фехтовании, любил охоту. Молодой монарх являлся ярым католиком, образцом добродетели и целомудрия. Ему было присуще многое, кроме того, что делает королей великими. Не был он, не реформатором, не градостроителем, не завоевателем. Его раздражали светские развлечения, а политика и вовсе утомляла. Рядом с таким правителем, рано или поздно появляется человек, который приберет к рукам власть над королевством и даже над самим королем. И всё бы возможно так и произошло, но ловким царедворцам и всевозможным прохиндеям, а таковых, стоит заметить, было немало, преградили путь к заведомой цели личные качества молодого монарха. Его врождённые подозрительность и недоверчивость, слившиеся с приобретенной жестокостью и прагматизмом, стали опасным инструментом в руках короля производящего впечатление простака и недотёпы.

      И вот переждав длинную череду претендентов на доверие и симпатии, со стороны Его Величества, на пост премьер министра взошел ненавистный, молодому властителю, Кардинал Ришелье. Назначение этого человека было продиктовано уступками Людовика, матери, Марии Медичи, чьим верным сторонником, какое-то время, и являлся кардинал. Многие знатные вельможи, а также принцы крови, знавшие толк в превратностях придворной кутерьмы и политической чехарды, самоуверенно и, как обычно, излишне благопристойно, излучали убежденность в скоротечности пребывания на этом важном посту человека столь неугодного Двору и монарху. Таким образом, Его Высокопреосвященство¹ кардинал Ришелье, получил огромную власть и в довесок к ней несметное количество завистников и врагов, к последним можно, пожалуй, отнести и самого Людовика. Но не зависть являлась основной причиной неприязни к первому министру, по крайней мере, со стороны монарха.

      Ришелье – умный, жестокий и дальновидный политик, будучи ярым сторонником абсолютизма, стремился лишь к одному – сделать из Франции сильное государство, объединив всю власть в руках короля. Страна же была разделена на множество провинций, в которых хозяйничали духовенство и дворяне – епископы, аббаты, герцоги, маркизы, графы. Они не всегда положительно оценивали стремление к сильной, централизованной власти, скорее наоборот. Дворяне не желали объединения и беспрекословного подчинения Его Величеству. Они противились этим новым и неприемлемым веяниям, доносившимся из Парижа, исходящим от ненавистного первого министра. Ришелье пытаясь распространить своё влияние на всей территории страны, что являлось весьма не простым делом, назначает в каждую провинцию верных себе