Обратно в СССР. Геннадий Марченко

не председатель процветающего колхоза «Светлый путь», Герой Социалистического Труда Николай Николаевич Тертышный.

      Мужчины неторопливо перекусывали простой, но добротной деревенской пищей. Сдобренная топлёным маслом и посыпанная кольцами лука варёная картошка, маринованные огурцы и помидоры, сало с розовыми прожилками, нарезанное тонкими ломтиками…

      Не обошлось и без бутыли любимой обоими вишнёвой наливки, которую Тертышный готовил собственноручно уже не один десяток лет. Пару бутылочек всегда хранил под рукой, на случай приезда старого друга.

      – Эх, хорошо сидим!

      – И не говори, Петро. Вот так и не вставал бы, сидел бы и смотрел на озеро, на закат, на леса… Правильно, что в семидесятом здесь заказник сделали, а то помнишь, как берег постоянно загаживали? Сейчас совсем другое дело.

      Молча выпили ещё по одной, закусили.

      – Что-то вспомнилась наша боевая молодость, как мы с тобой, Петро, фрицев гоняли. Помнишь, как в сорок втором мост рванули через Дриссу?

      – Разве такое забудешь?.. Сколько тогда немцы этот железнодорожный мост восстанавливали, неделю? Мы ещё по ним постреливали… А как мы с тобой, Коля, в засаду к егерям чуть не угодили? И ведь как грамотно, паразиты, всё организовали! Не знай мы местный лес как свои пять пальцев, точно сейчас здесь не сидели бы.

      Снова помолчали, вспоминая лихие времена. Над озером тем временем почти совсем стемнело. Тертышный поднялся и щёлкнул выключателем. Под навесом загорелась лампочка, забранная в стеклянный абажур и тонкую металлическую сетку. Тут же вокруг искусственного светила заплясала мошкара. На календаре было 4 октября, но настоящие осенние холода пока ещё не наступили, и всякая летающая мелочь резвилась от души.

      – В наше время гнус был злее, – усмехнулся председатель. – И комар повывелся, и народ измельчал.

      – Нет, Коля, народ какой был, такой и остался. Не дай бог война, так ведь все встанут как один. Разве что порасплодилось чиновников, а по мне, всю эту братию насквозь ржа проела, а от них и на нормальных людей перекидывается. Приписки, очковтирательство, кумовщина… В южных регионах Союза это особенно заметно, – помрачнел первый секретарь компартии Белоруссии. – У себя в республике я ещё как-то борюсь с подобными недостатками, но это уже такая махина, такого монстра выкормили… Боюсь, как бы не было поздно.

      – Насчет этого я с тобой, Петро, полностью согласен. И бюрократов поразвелось… На прошлой неделе ездил в Минск, в республиканский агропромышленный комитет, нужно было пять тонн удобрений выписать. Утром приехал и только под вечер последнюю бумажку подписал. Все нервы там оставил, чёрт их дери. А когда уже главный подпись ставил, словно бы невзначай говорит: мол, что ж вы, Николай Николаевич, и себя, и людей изводите, могли бы всё за час уладить. «А каким образом?» – интересуюсь. «Да подмазали бы, где надо, мне ли вас учить». «Ах ты ж, – думаю, – гнида!» Чуть за грудки его не схватил, вовремя сдержался.

      – Так чего мне не позвонил? Как фамилия этого взяточника?

      – Петро, этого уберёшь – другой такой же на его место сядет. Сам же сказал, что прогнило всё.

      – Нет, Коля, я это так оставлять не буду. Один раз пожалел, второй, а дальше обернуться не успеешь, как с ярмом на шее окажешься. Мне хоть Леонид Ильич и пеняет иногда, что я гайки у себя в республике закручиваю, но кто-то же должен порядок наводить! Брежнев на съездах партии осуждает алчность, коррупцию, паразитизм, пьянство, ложь, анонимки, но представляет их как пережитки прошлого, изображая настоящее триумфальной победой идей социализма и коммунизма. Он же не видит, что в стране происходит, не знает ничего! Что на полках магазинов пусто, но практически всё можно достать, заплатив сверху кому надо. Твой же случай тому наглядное подтверждение. Что мы, не можем обеспечить население стиральными машинами, телевизорами, автомобилями? Почему в той же Германии, которая была повержена нами в сорок пятом, уровень жизни намного выше? Мы что, работать разучились? Или, может, никогда не умели?

      – Умели, Петро, умели. Уж нам ли с тобой не знать, как надо работать! Вон, мозоли на руках. До сих пор, бывает, по старой привычке за штурвал комбайна сажусь. Да и ты частенько на работе допоздна засиживаешься, знаю, что не раз прямо в кабинете спишь на диване по три-четыре часа.

      – Да, случается… Но, видать, мало таких, как мы с тобой. Есть у меня мысль, почему так, почему днём с огнём не найти настоящих коммунистов, честных и неподкупных. Всё просто: честные и неподкупные первыми шли в атаку, поднимали солдат за собой и первыми погибали. Война закончилась, и на руководящие должности повылезали те, кто отсиживался в тылу, понаграждали друг друга звёздами… Ты вот, Коля, за то, что спас из-под расстрела целую деревню, получил Красную Звезду, хотя вполне мог рассчитывать на «Героя».

      – Да бог с ней, со звездой…

      – Нет, Коля, не бог с ней. Вот так раз рукой махнули, второй и в итоге получили то, что имеем. А вообще ты прав, гнилое дерево нужно рубить под самый корень. Давно у меня руки чешутся навести порядок хотя бы в Белоруссии, да только получается, что я сам и есть тот самый корень? Рыба ведь с головы гниёт, не поспоришь.

      – Ты