Черная кошка в темной комнате. Михаил Март

а». Голос хрипел. На вид ей не исполнилось и сорока, но опухшее лицо, мешки под глазами и измученный взгляд выдавали ее образ жизни. Когда-то она была красивой. Об этом напоминали благородные черты лица, большие карие глаза, черные брови вразлет, непокорная прядь волос, теперь уже седых. Стоптанные туфли, дырявые в нескольких местах колготки, словно их моль погрызла, этот кошмарный жеваный плащ… Но за бомжиху ее трудно принять – какая-то особая стать, осанка, посадка головы, гордый взгляд. Она все еще знала себе цену, хотя жизнь давно произвела переоценку и сбросила ее с пьедестала, где раньше было ее место.

      Женщина налила водки в стакан и выпила не закусывая. Скрутила пробку из газеты, заткнула ею бутылку, сунула посудину в карман балахона, перекрестилась и ушла.

      За воротами кладбища стояла небольшая церквушка. Женщина зашла в нее, наскребла мелочи, купила свечку и, поставив ее перед иконой, долго молилась. За ее спиной послышался тихий голос:

      – Мама.

      Она вздрогнула, но даже не оглянулась, подумала галлюцинации. Даже в церкви нет покоя.

      Голос вновь повторил:

      – Мама.

      Женщина закрыла глаза, у нее защемило сердце. Она знала, в церкви никого нет кроме дремлющей старушки, торгующей свечами и картонными иконками. Трясущейся рукой достала бутылку из кармана, выдернула газетную пробку и сделала несколько глотков прямо из горлышка. Страшный грех, но всех ее грехов все равно не отмолишь. Гореть ей в аду, если он существует. Рая на земле она так и не нашла, зачем же мечтать о небесах.

      – Мама!

      Голос прозвучал отчетливо. Женщина резко обернулась. За ее спиной стояла девушка лет двадцати. Темненькая, миловидная, опрятная и тоже в черной косынке.

      – Тебе места мало? Встань у другой иконы и зови свою мать.

      – Я зову тебя. Почему ты не хочешь меня признавать?

      – Потому что я не сумасшедшая.

      Женщина направилась к выходу. Девушка нагнала ее на улице.

      – Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

      – Оставь меня в покое, девочка. У тебя не все в порядке с головой.

      – Умоляю, пойдем! Ты сама все поймешь.

      Женщина всмотрелась в лицо девушки. Она несчастна – по глазам видно. Может, пойти? Куда торопиться? В свою холодную трущобу?

      – Что ты хочешь мне показать?

      – Сама увидишь.

      Девушка взяла ее за руку и повела обратно на кладбище. Женщина не сопротивлялась. Они прошли к богатому участку. Возле одной из могил девушка остановилась и показала на высокий черный мраморный камень. Художник-гравер постарался на славу. На камне красовалась женщина в полный рост, одетая в богатое вечернее платье. Надпись гласила: «Ксения Михайловна Краснопольская». Завидная могила, со дня похорон прошло пять лет, а она вся усыпана свежими цветами. Но подошедшую поразило другое, она увидела в Ксении себя, словно смотрелась в зеркало. Не сейчас, конечно, а лет пять назад, когда ни один мужчина не мог пройти мимо не оглянувшись.

      – Прости, милая, но меня зовут Лилия Романовна Расторгуева, а не Ксения Краснопольская. На этом кладбище похоронен мой сын. Я не знаю, почему здесь, я недавно в этом городе.

      – Я всегда знала, что ты жива, – будто не слыша ее, затараторила девчонка, глаза ее горели. – Ты не могла умереть. В этой могиле никого нет.

      Лилия достала сигареты и закурила. Подумала: «Несчастный ребенок. Ходячее простодушие».

      – Что ты от меня хочешь?

      – Поедем домой. Я там ничего не меняла, все осталось так, как было при тебе. И все твои вещи целы. Я знала, что ты когда-нибудь вернешься.

      Лилия не знала, что ей делать.

      – Как тебя зовут?

      – Все так же – Олесей. Почему ты не хочешь меня признавать?

      – Кто носит цветы на могилу?

      – Кроме меня некому. Я тут бываю три раза в неделю.

      – Зная то, что твоя мать жива?

      – Я не знаю другого места, куда носить ей цветы. Мне всегда казалось, будто ты придешь сюда и увидишь меня. Так оно и случилось. Ты пришла.

      Лилии хотелось сказать грубость, но она сдержалась и лишь тихо прошептала:

      – Не к тебе.

      – Пойдем. Ты должна вернуться в свой дом. Он заледенел без тебя, твоего тепла и твоей улыбки.

      – С кем ты живешь?

      – Одна. И никого не привожу в дом. Ты мне не разрешала приглашать друзей.

      – А они у тебя есть?

      – Теперь нет. Мне не интересно с людьми, а им со мной скучно.

      – И парня нет?

      – Я ненавижу мужчин. Один парень как-то прижал меня на лестничной клетке, так я превратила его лицо в кровавое месиво.

      Девушка показала свои руки. Узкие, изящные, с острыми длинными ногтями. Она выглядела очень ухоженной, но не пользовалась косметикой. Одета была дорого, со вкусом, но не ярко, придерживаясь серо-черных тонов.

      – Ладно. Я поеду с тобой.

      Олеся, как ребенок,