Москва необетованная. Галина Полынская

анию, в подвале коего размещалась крошечная фабрика, а на первом этаже вполне процветал магазинчик, торговавший продукцией этой фабрики. Все это являлось собственностью г-на Петрушевича, о чем и сообщала вывеска, тщательно сделанная под дореволюционную: «Петрушевичъ и сыновья. Светильники и люстры на любой вкусъ».

      Лев имел трогательную слабость ко всему старинному и дореволюционному, и частенько сокрушался, что не родился в те времена, когда он мог быть барином и ездить на извозчике. Эта страсть была похожа на давнюю детскую неосуществимую мечту, глуповатую и милую. Семье его странность не мешала.

      Младший сын обожал отца и его причуды, ему нравилось жить в придуманном мире Льва, жена считала, что лучше супругу в барина играть, чем пить как все соседи, вот только старший сын Никита стыдился отца и его фантазий, страстно ненавидя все, что связано с фабрикой и магазинчиком.

      Полюбовавшись на вывеску, Лев толкнул стеклянную дверь, звякнул колокольчик, и Петрушевич оказался в утреннем полумраке магазинчика. Никита стоял у окна, куря в форточку, младший Дмитрий сидел за прилавком и вертел в руках странную конструкцию непонятной формы.

      – Доброе утречко, сынки! – поприветствовал их Лев, расстегивая пуговицы серого драпового пальто.

      – Доброе, – вяло ответил старший, выпуская в окно дым.

      – Привет, пап, – кивнул младший, не отрываясь от изучения странной штуковины.

      – Опять у тетки ночевали, скоро дом совсем забудете, – Лев пристроил пальто на вешалку и одернул серый пиджак, ладно сидевший на круглом упитанном животике.

      – Уж такое забудешь, как же! – ядовито усмехнулся Никита.

      – Мы просто засиделись до темноты, пап, – Дмитрий посмотрел конструкцию на свет.

      – Открываться пора, – Лев зажег свет и с удовольствием взглянул на развешенные под потолком светильники и люстры на любой вкус.

      Вообще-то вкус у покупателей должен быть очень уж неприхотлив, потому что светильников имелось всего четыре вида, а люстр ни одной. Пройдясь веничком по полу и сухой тряпочкой по витрине, где красовались все те же творения, что и под потолком, Лев занял свое место за прилавком. Магазинчик тоже был частью его придуманного мира, любимой игрушкой, доставшейся в наследство от какого-то дальнего родственника.

      Вскоре пришли рабочие фабрики – Саша, Илюша и Тима, трое тихих застенчивых алкоголиков, преданно любящих Льва за то, что неизменно в конце рабочего дня он платил им деньги. Поздоровавшись, они, как тени, скользнули в неприметную боковую дверку и неслышно спустились по лесенке, ведущей в подвал.

      – Дела идут отлично! – сказал Петрушевич, вдохновенно глядя в окно на промозглое мартовское утро.

      Он произносил эту фразу ежедневно, как какое-нибудь магическое заклинание. Кто знает, может, именно поэтому его светильники раскупались? А может и потому, что жизнерадостный Лев распространял вокруг себя столько всего положительно-притягательного, что люди просто не могли пройти мимо. Они заходили в магазинчик и там их с распростертыми объятиями встречал симпатичный, излучающий радость и благополучие продавец. И как уйти, ничего не купив? Надо же сделать человеку приятное!

      Лев взял из ящичка под прилавком мягкую кисточку и принялся смахивать ею пыль со светильников на витрине. Эти фонари были сделаны из темно-серой пластмассы и украшены трудно прикрепляемыми завитушками. Называлось такое творение «Вечерняя элегия». Рядом стояла «Ночная элегия» – с пластмассой потемней и завитушками, чем-то напоминающими шаловливые рожки.

      – Пап, посмотри-ка, – Дмитрий подошел к отцу, – смотри, кажется, я новую форму светильника придумал.

      Лев с интересом уставился на непонятную, явно хрупкую конструкцию.

      – Я назвал его «Преломление судьбы», – вдохновенно произнес мальчик, – вот здесь будут разноцветные стекла! Вот только я еще не придумал, куда вставить патрон.

      Никита незамедлительно посоветовал, куда именно и, не слушая укоры отца, громко хлопнул неприметной дверью, и прогрохотал по ступеням в подвал.

      – Не обращай на него внимания, пап, – сказал Дима, осторожно укладывая свое изобретение на прилавок, – у него переходный возраст.

      Лев улыбнулся и погладил сына по светлым волосам. Колокольчик у входа тихо звякнул, в магазин вошел первый покупатель.

      – Доброе утро! – радостно воскликнул Петрушевич, думая о том, что на следующей неделе надо бы начать выпуск матовых плафонов, расписанных неподражаемыми цветами. Лев поднял голову, взглянул на посетителя и остолбенел.

      Эпизод Zеrо

      Лидия Семеновна Швах

      Эта старая, высохшая, похожая на тщательно обструганный осиновый кол дама, наводила суеверный ужас на всю округу. Кажется, Лидия Семеновна была потомственной аристократкой и никогда не опускалась до общения с остальным миром. Одевалась она в строгие блузки одного и того же фасона: глухой воротничок с маленькой оборочкой и огромная брошь. Казалось, это украшение специально крепилось там, чтобы поддерживать острую птичью голову Лидии Семеновны,