Дверь в Зарабию (Озеро затерянных миров). Галина Полынская

оконника спрыгнул кот и подошел к девочке, желая рассмотреть ее поближе.

      – Это большая потеря, – покачала головой бабушка, – твои волосы были самим роскошеством, цвет истинно тициановский…

      – Цвет этот, бабуль, рыжим называется, – буркнула Мира, поднимая с пола кота и усаживая его к себе на колени. Плоский черный носик гималайского котяры принялся обнюхивать короткие медные кудряшки. – Зато теперь легко, удобно…

      – Зато теперь ты похожа на мальчишку, – бабушка положила трефового короля поверх пиковой дамы. – Женственность и красота юной леди – в ее чудесных волосах.

      – Ба, – сморщила нос Мира, – ты в каком веке живешь? Да и не похожа я со своими волосами на Миру, я должна быть брюнеткой с сиреневыми глазами.

      – Это правильно в любом веке. Имя не обязательно должно отражать внешность, главное, чтобы оно гармонировало с внутренней сутью.

      – В таком случае я – кактус!

      – Это точно. Ничего не получается, – бабушка принялась собирать карты со стола.

      Кот спрыгнул на пол и, помахивая пушистым хвостом, направился обратно к подоконнику.

      – Бабуль, есть чего-нибудь перекусить?

      – Иди в столовую, сейчас принесу.

      Бабушка Моди поднялась из кресла и, шелестя по кленовому паркету полами черного шелкового халата, больше похожего на вечернее платье, удалилась в сторону кухни. Ее высокая, по девичьи стройная фигура замерла на пороге. Моди оглянулась, ушла ли внучка в столовую, поправила белоснежные, чуть отливающие голубоватым кудри, уложенные в безупречную прическу, и произнесла тихонько:

      – Ром.

      Войдя на кухню, она встала у окна, скрестив руки на груди.

      – Ром! Где ты, несносный мальчишка?

      – Здесь я, – зевнул голос, и в воздухе возник прозрачный, легкий, как южный ветерок, образ лохматого, сонного паренька.

      – Сколько можно спать? – недовольно произнесла Моди, глядя на парящую над кухонным столом щуплую фигуру в длинной рубахе-балахоне – дымной, невесомой.

      – Я всю ночь убирался, – зевнул Ром, – работал, как сто тысяч людей.

      – Сколько раз тебе говорить – не преувеличивай, – вздохнула Моди. – Готов ли обед?

      – Булочки в духовке, суп и овощное рагу на плите, а ваш спаржевый салат на столе под салфеткой.

      – Хорошо.

      – Я пойду дальше спать?

      – Иди.

      Образ стал растворяться.

      – …а то устал, как миллион водовозных лошадей, – донеслось уже из воздуха.

      Моди открыла крышку кастрюли и принюхалась, томатный суп с базиликом, его очень любила Мира. Наполнив супницу, положив на блюдо еще горячие пышные булочки из духовки, Моди поставила все это на поднос и понесла в столовую. Внучка уже достала из буфета тарелки, приборы и расставила на столе, покрытом кружевной кремовой скатертью. На полу столовой подрагивали пушистые солнечные квадраты и прямоугольники, размеренно тикали часы с маятником, на светлых стенах висели натюрморты в овальных рамах. Пахло фиалками. Подоконники столовой были уставлены одинаковыми белыми горшочками, в которых круглогодично цвели фиалковые шапки: голубые, сиреневые, лиловые, белоснежные и даже пестрые.

      Вошла бабушка. Она поставила поднос на стол и подняла крышку супницы, а Мира сдернула салфетку с блюда.

      – О, бабуля, твои коронные булочки! М-м-м! Обожаю.

      Пока девочка ела, Моди поливала фиалки. За окнами зеленела узенькая лужайка, за лужайкой – добротный двухметровый забор, огораживающий дом от посторонних глаз.

      – Спасибо, бабуль.

      – Второе будешь?

      – Нет, так натрескалась, сейчас лопну!

      – Как ты выражаешься, – поморщилась Моди, осторожно приподнимая темные листья, чтобы узенький носик лейки добрался до земли.

      – Бабусь, ну какая ты у меня старорежимная…

      – Это слово мне тоже не нравится!

      Мира взяла с блюда последнюю булочку, предпочитая не спорить с бабушкой.

      Закончив с цветами, Моди присела за стол напротив внучки, наблюдая прозрачными голубыми глазами, как та хрустит булкой. На беломраморном лице Моди с открытым королевским лбом не виднелось ни единой морщины.

      – Ба, ну чего ты на меня так смотришь? Неужели мне совсем не идет? – Мира тряхнула блестящими кудряшками.

      – Я не об этом, с твоим поступком я уже смирилась, – подперев ладонью подбородок, Моди задумчиво смотрела на внучку.

      – А чего тогда ты смотришь, как-то… не по-человечески?

      – Надо мне кое-что рассказать тебе, но не уверена, что ты достаточно взрослая, чтобы все понять правильно.

      – Вот те на! – криво улыбнулась девочка. – Мне через день тринадцать стукнет, скоро уже старость, а ты все не уверена.

      Бледно-розовые губы Моди тронула легкая улыбка.

      – Если бы не подходило мое время, конечно же, я повременила бы, но… что поделать.

      – Бабуль,