Алая королева. Виктория Авеярд

свернуться может. Влажный горячий воздух дрожал. Марево поднималось над подернутыми радужной пленкой из машинного масла и бензина лужами, которые и напоминали о том, что вчера над поселком прошла гроза.

      Сейчас, когда время шло к полудню, ярмарка затихала. Торговцы на время сворачивали дела. Они слишком поглощены были своими заботами, поэтому зачастую ротозейничали. Не составляло особого труда стащить то, что мне понравится. Вскоре мои карманы были наполнены всякой всячиной. К тому же я прихватила яблоко себе в дорогу. Не так плохо, если учесть, что на всё про всё мне понадобилось лишь несколько минут. Теперь я влилась в людской поток, позволяя ему увлечь меня за собой. Руки у меня проворные и быстрые. Банкноты из кармана какого-то мужчины, браслет с женского запястья. Ничего крупного. Поселковые слишком заняты своими делами, чтобы заметить, что рядом орудует карманница.

      Высокие дома на высоких сваях окружали нас со всех сторон. Поселок так и назвали – Сваи. Очень оригинально! Они поднимали постройки футов на десять над землей. Весной прибрежные районы затапливало, но сейчас стоял август, солнце мгновенно иссушало почву, и жители Свай страдали от немилосердной жары. Первую пятницу любили почти все. По праздникам взрослые меньше работают, а в школе уроки заканчивают раньше. Я, впрочем, предпочитала бы посиживать в заполненном детьми классе. Все равно ничему новому меня не научат.

      Долго мне там задержаться все равно не светит. Вскоре мне должно исполниться восемнадцать лет, после чего одна дорога… в армию. В ученицы меня никто не брал, работы не предлагал, поэтому, как и всех других бездельников, меня следовало отправить на войну. Неудивительно, что сейчас днем с огнем не найдешь никакой работы. Теперь каждый мужчина, женщина и ребенок из кожи лезут, чтобы не попасть в армию.

      Всех трех моих братьев, по достижении ими восемнадцати лет, отправили воевать с озерщиками. Только Шейд из всей троицы умел писать, что и делал время от времени. Уже больше года я ничего не знала о судьбе Бри и Трами. Хотя молчание – это лучшее из известий, как говорят у нас. Можно годами не получать новостей о сыне или дочери, а потом в один прекрасный день увидеть их на пороге своего дома. Иногда их просто отпускают домой на побывку или даже, благодаренье чуду, комиссуют. Куда чаще, однако, бывает, что семья получает конверт из плотной бумаги, скрепленный королевской печатью с короной, в котором говорится о том, что их сын или дочь отдали свою жизнь за короля. Иногда в конверте присылают несколько пуговиц, споротых с мундира покойного.

      Бри ушел в армию, когда мне исполнилось тринадцать лет. Он поцеловал меня в щеку и подарил мне и моей сестре Гизе одну пару сережек на двоих. Каждой досталось по одной. Это были стеклянные бусинки-висюльки розоватого, закатного цвета. В тот день мы с сестрой прокололи себе уши. Трами и Шейд поддержали начинание старшего брата. Теперь у меня с Гизой три пары сережек в память о сражающихся где-то братьях. Я каждый раз не верила в возможность худшего до тех пор, пока на пороге нашего жилища не появлялся легионер, облаченный в блестящие доспехи, и не забирал братьев одного за другим. Я уже сама начала экономить и воровать для того, чтобы подарить Гизе серьги в день, когда за мной тоже придут.

      «Не думай об этом», – обычно говорила мне мама. Не думать об армии. Не вспоминать о братьях. Вообще стараться ни о чем не думать. Очень полезный совет, мама.

      На пересечении Мельничной улицы и Маршевой дороги в толпу влилось еще больше поселковых. Среди прочих заметны стали ребятишки с проворными, «липкими» пальчиками, уже понаторевшие в искусстве очищать чужие карманы. Пока что они были всего лишь учениками в этой области, слишком маленькими, чтобы достичь истинных высот. Стражники уже приступили к их отлову.

      Едва ощутимое прикосновение к запястью заставило меня действовать, подчиняясь своим инстинктам. Я крепко-накрепко вцепилась в руку того, кто имел глупость попытаться меня обокрасть. Маленький чертенок теперь попался. Вырваться от меня он все равно не сможет. Худющее лицо негодяя между тем светилось вполне самодовольной улыбкой.

      Звали его Килорн Уоррен. Ученик рыбака, сирота войны, пожалуй, единственный мой настоящий друг. Детьми мы часто дрались, но теперь повзрослели. К тому же Килорн был на добрый фут меня выше, поэтому я остерегалась с ним заводиться. Своим высоким ростом он вообще вовсю пользовался, дотягиваясь, например, до самых высоко прибитых полок.

      – Ты становишься проворнее, – высвобождая руку от захвата, засмеялся он.

      – А ты, наоборот, медлительнее.

      Парень округлил глаза и вырвал яблоко, зажатое у меня в руке.

      – Гизу ждать будем? – кусая яблоко, спросил он.

      – У нее на сегодня дела… работает.

      – Тогда пойдем, или ты хочешь опоздать на зрелище?

      – Ни за что! Это стало бы трагедией всей моей жизни.

      – Ай-ай-ай, Мара! – шутливо грозя мне пальцем, произнес Килорн. – Это должно быть в радость.

      – Я тебя предупреждаю, дурная голова…

      Но парень уже двинулся вперед. Ступал он широко и быстро, так что мне едва не пришлось перейти на бег, чтобы его нагнать. При