Отгадай или умри. Григорий Симанович

Но это все равно что объявить о ней по телевизору. Его оскорбили, он разбирается круто руками своих сверхсекретных служб, как и надлежит пахану целого государства. Прозрачно? Ну и пусть! Визг в оставшихся жалких изданьицах? Х… с ними! Главные телеканалы не пикнут. Запад? Да положил с прибором, пусть докажут… Мудрик провел акцию устрашения, укрепив реноме жесткого, всемогущего, но теневого хозяина державы. Может себе позволить? Может.

      Отчаянно смелая версия. Однако есть более реалистичная. Некие тайные силы, противостоящие Мудрику (вспомним диспозицию Мудрик – президент), рассуждают иначе. Они подставляют Федора Захаровича по полной программе, надеясь скомпрометировать его не по политической, а по уголовной части: униженный властелин отправляет на тот свет своих обидчиков. Для Запада это уж слишком. Недобитые либералы поднимут головы, простой народ ужаснется, и чье-то сознание сдвинется в сторону протеста.

      Но, черт подери, живой до сих пор Фогель не укладывается ни в одну из версий. Не говоря уж о столь странном методе убийства. Для чего эти кресты из бутылок, насильственное спаивание, при чем здесь двухтомный словарь под редакцией Прохорова и что хотели сказать, натянув жертвам дурацкие войлочные тапочки-валенки?

      Глава 7

      Ужас Фимы Фогеля

      С утра Ефим Романович впихнул в себя Юлькину яичницу с помидорами и пару ложек творога с кофе, после чего сел в любимое кресло у рабочего стола и вошел в ступор. Жена пыталась затеять очередное обсуждение ситуации, но выпал тот редкий случай, когда Юлькино участие раздражало. Он извинился, и Юлька вышла, слегка обиженная и огорченная.

      Он замкнулся, неподвижно уставившись в одну точку, словно больной кататонией. Накануне вечером он прочел на одном из интернетовских сайтов про Буренина и Ладушкина. И сразу велел Юльке запереть дверь на второй замок и выключить телефон.

      Если два минувших дня он истязал себя вопросом, как дальше жить, то теперь формулировал иначе: как выжить? Точнее, как спастись? А следом подкатывали другие, более конкретные: куда бежать, где спрятаться, что будет с Юлькой, не дотянутся ли до сына Сашки, вот уже пять лет живущего и работающего в Праге, где у него пивной ресторанчик?

      Мысли переплетались, затейливо скручивались, хаотически сменяли друг друга. Он не мог сочинить до конца ни одного сколько-нибудь стройного плана действий. Он не понимал, почему до сих пор жив, за что расправились с теми людьми и, главное, кому понадобилась его, именно его скромная персона.

      Усилием воли Фима попытался выйти из ступора. Кажется, удалось. Заставил себя сконцентрироваться на плане спасения.

      Он не виноват. Он ни в чем не виноват. Кто его подставил? Кто угодно, только не сам Мудрик, не его структуры. Они не стали бы огород городить, проворачивать столь сложную комбинацию, убивать лояльных журналистов. В конце концов, мало ли тех, кто реально еще что-то вякает про авторитарный режим! Или так: находят ученого, яйцеголового «ботаника»,