Сверхчеловек против супер-эго (сборник). Зигмунд Фрейд

езьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяна, чем иная из обезьян.

      Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?

      Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!

      Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!

      Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, все равно, знают ли они это или нет.

      Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала земля: пусть же исчезнут они!

      Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю – самое ужасное преступление, так же как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли!

      Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не было ничего выше, чем это презрение, – она хотела видеть тело тощим, отвратительным и голодным. Так думала она бежать от тела и от земли.

      О, эта душа сама была еще тощей, отвратительной и голодной; и жестокость была вожделением этой души!

      Но и теперь еще, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собою?

      Поистине, человек – это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым.

      Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – это море, где может потонуть ваше великое презрение.

      В чем то самое высокое, что можете вы пережить? Это – час великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.

      Час, когда вы говорите: «В чем мое счастье! Оно – бедность и грязь и жалкое довольство собою. Мое счастье должно бы было оправдывать само существование!»

      Час, когда вы говорите: «В чем мой разум! Добивается ли он знания, как лев своей пищи? Он – бедность и грязь и жалкое довольство собою!»

      Час, когда вы говорите: «В чем моя добродетель! Она еще не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Все это бедность и грязь и жалкое довольство собою!»

      Фридрих Ницше. Фото 1882 г.

      Час, когда вы говорите: «В чем моя справедливость! Я не вижу, чтобы был я пламенем и углем. А справедливый – это пламень и уголь!»

      Час, когда вы говорите: «В чем моя жалость! Разве жалость – не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть распятие».

      Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если бы я уже слышал вас так восклицающими!

      Не ваш грех – ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!

      Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо бы привить вам?

      Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он – эта молния, он – это безумие!».

      Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: «Мы слышали уже довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут его!». И весь народ начал смеяться над Заратустрой. А канатный плясун, подумав, что эти слова относятся к нему, принялся за свое дело.

* * *

      Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так говорил:

      «Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.

      Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.

      В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

      Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.

      Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

      Я люблю тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвою – а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека.

      Я люблю того, кто живет для познания и кто хочет познавать для того, чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.

      Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо так хочет он своей гибели.

      Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к гибели и стрела тоски.

      Я люблю того, кто не бережет для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.

      Я люблю того, кто из своей добродетели делает свое тяготение и свою напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели еще жить и не жить более.

      Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть.

      Я люблю того, чья душа расточается,