Меня зовут I-45. Вера Огнева

Становой и Алексею Боблу – за неоценимую помощь в работе над романом.

      И, разумеется, читателям за поддержку. Без вас литературный труд лишается смысла и цели.

      I. Caligo

      И долго я бежал по нити

      И ждал: пахнет весна и свет.

      Но воздух был все ядовитей

      И гуще тьма… Вдруг нити – нет.

В. Брюсов «Нить Ариадны»

      Исход

      – I-45!

      I-45 вздрогнула. Вынула руки из перчаток, встроенных в отверстия над конвейерной лентой, и повернулась на голос. Поначалу различала только размытые силуэты цеховых манипуляторов, за которыми светлели квадраты окон.

      Их перекрыла плотная тень.

      – Послушай, ты пропустила еще три штуки. Сборщицы жалуются. Мастер сказал, что он тебя предупреждал.

      Она похолодела. Увольнение. На этот раз не отделается простым выговором. В голову сразу полезли ненужные мысли про остаток на счете. Про последнюю упаковку соевого мяса, которая лежала дома. Про оторванный ремешок на ботинке. Она чинила его столько раз, что конец превратился в бахрому.

      Бригадир придвинулся ближе – ткань спецовки коснулась руки. Запахло табаком и лапшой с обеда.

      – Сорок Пятая, таковы правила. Мне очень жаль, – добавил он тише. – Ты же знаешь, сколько народа в очереди на место.

      Знала, еще как. Успела выучить к восемнадцати годам. Кандидатов хватало и без слепых номеров. Кому нужны молодые инвалиды?

      Машины продолжали грохать, выплевывая новые детали. Рядом безразлично шуршали перчатки соседки-сборщицы. Кисловатый фабричный воздух подхватывал звуки и уносил их куда-то под купол.

      – Ты слышишь?

      I-45 потянула маску с лица. Вышла заминка – волосы запутались на резинке; пришлось рвануть ее с треском. Больно получилось, но не это сейчас волновало. I-45 оттолкнулась от края стола, поднялась, задев бригадира плечом, и неверным шагом двинулась к выходу. От шока и ярости знобило.

      Она представляла конец рабочего дня совсем не так.

* * *

      Во тьме над головой взревел тяжеловоз.

      I-45 вздрогнула и снова провалилась в грязь по щиколотку. «Через десять шагов поверните налево», – сообщили из наушника с программой-поводырем. Юпитер всемогущий, да эти десять шагов нужно было как-то пройти… Каждый день ходила одной дорогой и все равно забредала в канавы.

      Она выбралась из рытвины, едва не оставив в ней ботинок. Землю вспахали сотни строительных машин. Они часто здесь ездили: мост расширяли в связи с проверкой из Сената. Дома под мостом сносили, жильцов экстренно выселяли. Всюду лежали осколки камней – I-45 чувствовала острые углы даже через подошвы. Спотыкалась об останки снесенных стен.

      По трассе над головой с ревом пролетали автомобили. Слышались эхо уличного оповещения и близкие голоса гуляющих соседей. Журчала вонючая речка – сточные воды с верхних уровней. С богатых верхних уровней с виллами, театрами и парками. И храмом. Малая ходила туда с мамой, когда та была жива. Там пахло благовониями и красиво пели, а на ступенях шептали паломники.

      Жаль, I-45 не могла его видеть – слабовидящая с детства. Денег на операцию требовалось много, не скопить даже за две жизни.

      А теперь не осталось работы.

      И дом собирались сносить.

      Вспомнив об этом, I-45 тихо выругалась и сунула ключ в древний, как сама империя, замок. Толкнула дверь. Та отъехала в сторону, заскрипела песком на рельсе. Плохая защита, но хватало и ее – домушники обходили контейнеры под мостом стороной. Брать в них все равно было нечего, только клопы и мутировавшие тараканы, которые прогрызали банки с соевой лапшой. I-45 провела чуткими пальцами по стене, нащупала выключатель и вдавила кнопку.

      Стало светлее, появились очертания предметов. Пахло сыростью и тиной.

      – Я дома, – она сказала по привычке.

      Только зябкое молчание в ответ.

      I-45 поджала губы. Отыскав стол, она положила связку ключей. Опустилась на табурет и устало ссутулилась.

      С некоторых пор она осталась одна, и это угнетало. Каждый вечер одно и то же: сумрак, грохот с автострады и почти-голод – по человеческому общению и натуральной еде, которую нельзя заварить, «просто долив воды» из кухонного модуля. Холодная пустота, как космос.

      И вот именно тем зябким вечером ее осенило: она могла перебраться в центральные курии планеты.

      На заводе поговаривали, что там хорошо платят.

      Что там чисто, никаких болезней.

      Что даже за сервисное обслуживание мусороуборочных роботов начисляют больше, чем некоторым патрициям Десятой курии.

      Вдруг у нее получится там устроиться? Найти работу, накопить на операцию по восстановлению зрения… К тому же она знала пару диалектов и немного из межгалактического, – пускай на слух, но знала же. И была обучена манерам, принятым у патрициев. Мама научила; когда-то работала на вилле одного богача.

      Как