Механизм Пространства. Генри Лайон Олди

далекий голос Переговорщика:

      – Я не прощаюсь, да?!

      – Чтоб я сдох… – ответил Шевалье, сидя перед зеркалом в каюте «Клоринды».

      3

      День Троицын проходит,

      Миронтон, миронтон, миронтень,

      День Троицын проходит,

      Мальбрука не видать…

      Звезды затаили дыхание.

      В опере небес сегодня был аншлаг. Кто сверкал лорнетом в партере, кто – бриллиантами в ложах, а самые скромные, безденежные звездочки – белозубой усмешкой на галерке, над побережьем Испании. Нечасто светилам удается насладиться столь дивным баритоном. Куда как чаще с кораблей, плывущих в Бискайском заливе, слышна брань матросов и проклятия боцманов. Бывает, кого-то за нерадивость секут на корме, и тогда благость летнего вечера нарушается воплями бедняги.

      Короче, надо ловить момент.

      Мальбрукова супруга,

      Миронтон, миронтон, миронтень,

      Мальбрукова супруга

      На башню всходит вверх…

      Князь Волмонтович взял паузу, набрал полную грудь воздуха – и разразился таким дивным «бархатом», что экипаж «Клоринды», даром что из Италии, где каждый лодочник – премьер-тенор, шепотом выругался от восторга.

      Mironton, mironton, miron-taine!..

      Ветер зааплодировал в парусах. Продувная бестия во время плавания вела себя наилучшим образом, стараясь не мешать концертам. Моряки шептались, что Волмонтович – колдун и песнями накликивает хорошую погоду. Это лишь способствовало популярности князя.

      Вода, днем – лазоревая эмаль с редкими вкраплениями травянистой зелени, похожими на лужайки в Булони, к ночи превратилась в уголь. Кое-где белели гривы пенистых гребней. Стайка дельфинов играла в волнах форштевня – они кувыркались, изгибая маслянисто блестящие тела, взлетали в воздух и вновь уходили на глубину, подняв фонтан брызг.

      Со стороны Бильбао, дальним концом упираясь в отроги Кантабрийских гор, был хорошо виден мост радуги-»полуночницы». Команда уверяла, что это в Бискае – обычное дело. Впрочем, никто не знал, к добру знамение или нет, и споры унимал лишь вокал князя.

      – Мальбрук? – капитан Гарибальди склонился к уху Шевалье. – Это ваш национальный герой? Rivoluzionario, да?

      Огюст еле сдержал улыбку.

      – Нет, синьор Джузеппе. Герой песни – англичанин.

      – Англичанин? О, я понимаю! – борец за свободу, как лорд Байрон… Я знаю, этот доблестный лорд погиб, сражаясь за Грецию! Надо запомнить: Мальбрук…

      – Увы, и здесь вы ошиблись. Мальбрук – герцог Мальборо. Мы, французы, как-то за глаза похоронили его перед битвой, и зря – Мальбрук всыпал нам по первое число…

      – Жаль, – огорчился капитан, дергая себя за бороду. – Надо же, такая славная canzone, и про какого-то герцога…

      – Если вас это утешит, синьор Джузеппе, Мальбрук дважды попадал в опалу, лишался всех постов и даже сидел в Тауэре, как государственный изменник.

      – О! Это меняет дело…

      Капитан погрозил кулаком рулевому: крепче держи штурвал! Бискайский залив недаром прозвали «мешком бурь».