Имперский марш. Марина Дробкова

й остров крупнее других, из-за него со Светлоярска, самого дальнего из островов, не видно материк.

      На острове Светлоярск улицы расходятся от площади веером, ветвятся на переулочки, словно крона дерева. А ствол – широкая дорога – ведет к городу за Воротами. Они всегда закрыты, туда войти нельзя. Светлоярск – красивый остров, таинственный остров, печальный остров.

      Первое, что я помню из детства, – прохладную ночь.

      Мне и брату по полтора года, и мама бежит с нами на руках по берегу озера. Обычный человек запоминает себя лет с трех, так мне говорили. Но я почему-то помню все гораздо раньше, чуть ли не с рождения. Бежать маме трудно, мы довольно упитанные дети. Кругом, наверное, лес – елки, елки, елки… Пахнет мхом – я потом узнаю, что это мох. И луна круглая и желтая, как тарелка каши. Вдруг на луну набегает тень большой птицы – кто-то гонится за нами. Брат чувствует это, как и я, и начинает плакать. Мне почему-то не страшно, только очень жалко его. И маму тоже. Но я еще не понимаю почему.

      Хищные птицы настигают, кружат над нами, снижаются, распластав огромные крылья. Мама останавливается, в страхе прижимая нас к себе. Наконец одна из птиц ударяется о землю, и перед нами словно вырастает человек.

      – Гражданка 12-М. А., остановитесь! Юниор-полиция!

      Молодой парень в форме – это сейчас я понимаю, что ему было не больше семнадцати-восемнадцати лет, а тогда он казался взрослым дядькой, большим и страшным, – тычет маме под нос блестящий полицейский жетон, на нем растопырила крылья та самая хищная птица. Орлан. И юниор-полицейских не называют иначе как орланами. Двое других тем временем тоже принимают человеческий облик.

      – Не усложняйте своего положения. Отдайте детей, и мы отпустим вас.

      Дядька-полицейский говорит очень сердито, так мне кажется. Двое других молча стоят рядом. Один – между мамой и озером, другой загораживает тропинку, по которой мы бежали. Мой брат перестал плакать и теперь грызет кулак, сверкая глазами на полицейского.

      – Ну же, сделайте это, вам самой будет легче, – говорит орлан уже мягче.

      Мама медленно опускает нас на землю. Мы стоим, вцепившись в ее ноги.

      – Алеша, иди к дяде, – говорит мама бесцветным голосом и гладит брата по светлым волосам.

      Тот удивленно задирает голову и смотрит на маму, но потом послушно идет на руки к полицейскому.

      – Вот и молодец, мужчина! – говорит орлан, подхватывая брата. – И девочку тоже, уважаемая.

      – Как? Почему?!

      – В этом виноваты только вы, – строго говорит полицейский. – Если бы вы сразу отдали сына, а не бросились в бега, девочка была бы с вами. А теперь вы преступница, и по закону вам полагается год тюремного заключения. Но мы сделаем вид, что вы передали детей добровольно, и просто отпустим вас.

      – Умоляю вас… – стонет мать.

      – Не нужно умолять. Если я сейчас отдам вам ребенка, меня самого отдадут под суд, и вам это не поможет, – твердо говорит орлан. – Иди ко мне, девочка.

      Не знаю, почему я пошла. Не заревела, не вцепилась в маму. И когда полицейский взял меня на руки, не расцарапала ему нос и даже не стала пинаться ногами. Он взглянул на меня, а я… притихла. Брат повеселел, увидев меня снова рядом, заулыбался, начал болтать. И только мама стояла одна на скользком берегу и смотрела, как нас уносят.

      Что было дальше я, конечно, видеть не могла. Узнала гораздо позже.

      Из озера медленно-медленно, одна за другой, вышли белые девы печали, освещая путь тусклыми фонариками. Они покачивали головами и негромко пели, протягивая моей матери руки, чтобы забрать ее к себе.

      И мама пошла с ними.

      В тот день я видела последний раз не только маму, но и брата. Следующим же утром Алешу отдали в другую семью – богатую и благополучную, где его могли не только накормить и одеть как следует, не только дать красивые развивающие игрушки, но и учить у лучших учителей, а если заболеет – лечить у лучших врачей.

      Об этом говорили при мне няни из интерната. Они думали – я не пойму и не запомню. Мне было полтора года, и я действительно не понимала, что такое усыновление.

      Но через несколько лет я вспомнила все. И захотела разыскать брата.

      Глава первая,

      в которой мы впервые заглядываем в интернат

      Аня

      – Раз, два, три! Ната, Аня, Слава, вместе!

      Мы с Наткой Каравановой завизжали, одновременно прижимая ладони к двери. Славка сделал то же самое, но молча, с достоинством.

      Под руками тут же засветилась картинка, и мы нетерпеливо отдернули их.

      – Ха-ха-ха! А вот нетушки вам! – злорадно закричала Юлька.

      Славка нахмурился и засопел.

      Поверх облупившегося лака красовалось изображение невиданной зверюги с рогом единорога, хвостом дракона и пузом какой-то птицы. Ну почему мы всегда в разных командах! Чтобы быть в одной, части должны совпасть целиком.

      Толпа собравшихся вокруг загалдела.

      – Опять