Касьянов год. Николай Свечин

служить трудно. Пока славный малый возглавлял Комиссию прошений, это было терпимо. Служба непыльная, устоев не обрушит. Но министр внутренних дел! в тысяча девятисотом году! Зволянский в душе негодовал. Сейчас ему приходилось ездить к министру каждый вечер и посвящать его в узкоспециальные полицейские вопросы, а именно в самые важные дела карательного ведомства. Главного охранительного, от которого будущее империи зависит. После ночных бдений, окончательно одуревшие, собеседники расставались недовольные друг другом. Вот только обижаться на начальство – занятие бессмысленное и опасное. И Зволянский втайне начал подыскивать себе другое место. Обычно директоров департамента после отставки производили в сенаторы, с сохранением прежнего, весьма достойного жалования. Плохо ли?

      – Слушаю вас, Дмитрий Сергеевич, – почтительно произнес Зволянский, заходя в кабинет. – Что-то срочное?

      – Как сказать, Сергей Эрастович, – пробурчал Сипягин, теребя седую бороду. – Вот, ознакомьтесь. Черт знает что происходит в Киеве… Совсем жиды распустились! Мне передал эту бумагу Витте.

      Директор департамента взял протянутое письмо и пробежал его глазами. Некий Афонасопуло, оценщик Киевского частного коммерческого банка, сообщал следующее. В банке творится аферизм. Директор Михаил Меринг бездумно и необоснованно ссужает большими суммами Киевское акционерное домостроительное общество. Общество строит дома в центре города, на лучших участках. Руководит им все тот же Меринг. И получается, жулик кредитует сам себя. Он заставляет Афонасопуло кривить душой и завышать цену залога. В сговоре с Мерингом состоит архитектор Шлейфер. Он председатель правления в Городском кредитном обществе, тоже занимающемся ипотекой. И одновременно партнер Меринга по строительству. Из двух банков деньги бесконтрольно утекают в авантюрные прожекты. Это все плохо кончится! В жилищном деле кризис, вновь выстроенные квартиры никто не купит. Вот-вот банки ждет банкротство. Афонасопуло писал губернатору и даже министру юстиции, но ни от кого не получил ответа.

      – Дмитрий Сергеевич, а мы тут при чем? – возмутился действительный статский советник. – Пусть киевская сыскная разбирается. Дело мелкое, не нашего калибра. Еще Департаменту полиции не хватало дознавать аферы в Киеве!

      Сипягин поморщился:

      – И я бы так считал, Сергей Эрастович, если бы не одно обстоятельство. До Шлейфера нам дела нет. Но министр финансов не просто так обратился ко мне. Упомянутый здесь Меринг – его зять. Женат на приемной дочери Витте Софье, от первого брака покойной жены Сергея Юльевича. Хоть и приемная, а все-таки дочь! Он дал ей свою фамилию. А теперь, возможно, на нее – я имею в виду фамилию – ляжет пятно. Сергей Юльевич просит навести справки. Очень и очень осторожно.

      Зволянский подобрался. Вот оно что… Тогда действительно, от поручения не отвертеться. Министр финансов Витте – первый среди равных, самый влиятельный в правительстве человек. А Сипягин – директор это знал – был его приятелем.

      – Теперь понятно, ваше высокопревосходительство. Но почему мы, сыщики? Проще было бы Витте послать в Киев одного из своих доверенных лиц. Финансовые вопросы для полиции темный лес…

      – Он сначала так и сделал, – пояснил Сипягин. – Как только получил сигнал, телеграфировал своему приятелю, действительному статскому советнику Немешаеву…

      – Финансисту?

      – Нет. Клавдий Семенович Немешаев – управляющий Юго-Западными железными дорогами. Человек в Киеве всесильный, эдакий тамошний князек.

      – И что приятель? Встретился с автором письма?

      – А он не нашел Афонасопуло. Тот вдруг куда-то исчез, сразу после того как Немешаев захотел с ним повидаться.

      Зволянский насупился:

      – Сбежал с перепугу, когда понял, что за клевету могут и спросить?

      – Кто знает, – насупился в ответ министр. – Не было бы чего похуже…

      – Что вы имеете в виду, Дмитрий Сергеевич? Надеюсь, не преступление?

      – Меня смущает одно место. – Сипягин ткнул пальцем в бумагу: – Вот, обратите внимание. «А недавно Меринг заставил меня сделать такое, что тянет на каторжные работы». Представляете? И далее: «Доказательства у меня на руках, и я охотно предоставлю их вашему высокопревосходительству».

      – Мало ли что скажешь для красного словца, – возразил Зволянский. – Хотел заинтриговать Витте, вот и сболтнул. Что-то не помню случая, чтобы за строительные аферы кому-нибудь в империи давали каторгу.

      – Как хотите, Сергей Эрастович, а надо разобраться. Витте попросил, я не могу ему отказать. Теперь, когда финансисту не с кем стало разговаривать, нужен сыщик. А это уже по нашему ведомству.

      – Зять любит взять?

      – Запросто! Разузнайте, что там в Киеве происходит, только осторожно.

      – Осторожно – это как? – снова начал заводиться директор департамента.

      – Ну так, чтобы не порочить имя Меринга раньше времени. Соберите сведения и передайте их через меня Сергею Юльевичу. А тот решит. В конце концов, денежные махинации относятся до Министерства финансов, ведь так?

      – Да.