Год ЖЖизни. Евгений Гришковец

и коллег. По этому поводу у меня было очень много сомнений и, должен сказать, что сегодня этих сомнений у меня ничуть не меньше, если не больше. Нужен ли этот Живой Журнал, каким он должен быть, что для меня этот дневник в Интернете, нужен ли он мне, нужен ли он его читателям, не вреден ли он мне как писателю, не размывает ли он каких-то таинственных писательских рамок, не нарушает ли он ту самую дистанцию между писателем и читателем, которую размывать и нарушать нельзя? Я этого не знаю. Я задавал себе этот вопрос много раз и не знаю ответа. Но тем не менее дневник уже существует. А теперь есть и эта книга.

      Я никогда в жизни не вёл дневник, никогда не делал путевых заметок, хотя очень много перемещался по стране и миру. При этом я с большим удовольствием читал и продолжаю читать дневники, переписки и заметки о путешествиях разных авторов, в основном, конечно, авторов прошлых эпох. Помню, с каким наслаждением и не без труда читал «Письма русского путешественника» Карамзина.

      Знаете, я был совершенно уверен, что никогда не буду писать путевых заметок и никогда не буду вести дневник. Но проживя год вместе со своим Живым Журналом и с теми, кто его читает, я вдруг понял, что, не желая того, написал и путевые заметки и целый год вёл дневник. Оказывается, сегодня дневник может выглядеть так. Этот дневник не похож на потёртый блокнот, исписанный то ручкой, то карандашом, с какими-нибудь рисунками на отдельных страницах. Сегодня этот дневник представляет собой светящийся экран компьютера, который вмещает в себя много фотографий, объёмных информационных ссылок, а иногда даже исполняет музыку.

      Но перед вами книга. У книги всё-таки другие задачи, чем у Интернет-дневника. То, что вы держите в руках, прошло обработку как временем, так и редактором. Как ни странно, но мне интересно было прочитать эту книгу. На бумаге всё выглядит иначе. Очень многое вспомнилось. Очень многое захотелось дополнить или уточнить. Но всё-таки эта книга почти документ. А такие документы править или дополнять нельзя.

      В этой книге хорошо видно, как я осваивался в Интернет-пространстве, как долго и даже мучительно выбирал стиль и язык высказываний в Интернете. Видно, как упорно и наивно я на чём-то настаивал и продолжаю настаивать.

      У меня нет уверенности в том, что эту книгу надо было издавать, равно как и нет уверенности, что нужно продолжать вести свой Живой Журнал. А еще у меня нет никакого представления о том, к чему это всё приведет, и какие это для меня лично и для моей профессии будет иметь последствия. Но пока мне это интересно. Пока в этом для меня есть настоящая страсть, желание и возможность быть открытым, по возможности честным и в этом упрямым.

      Я впервые держу в руках задокументированный год своей жизни. Предлагаю вам это почитать. А вдруг понравится (улыбка).

      Ваш Гришковец

      13 июня

      Сегодня был чертовски трудный день. Среда, тринадцатое. Много плохих новостей, хозяйка квартиры повысила квартплату и прочее… Но лучшее, что сегодня было, это: я сегодня поспорил с другом и проспорил. Имеется в виду спор, когда пожимают руки и разбивают. Препираюсь я частенько, а вот не спорил давно. Сидели с товарищем, пили кофе и заспорили по поводу одного фильма. Я утверждал, что этот фильм снимал Ким Ки Дук, а он – что Такеши Китано. Фильм тот мне не понравился, поэтому я думал, что снимал Ким Ки Дук. И мы поспорили. Товарищ предложил, чтобы проигравший вышел на Спиридоновку и поцеловал первую встречную женщину. Обязательно первую встречную и обязательно поцеловал. Я тут же согласился, потому что был уверен, что выиграю. Позвонили знатокам… И я пошел на Спиридоновку. Не могу сказать, что я сильно боялся, просто настроение было не целовальное. А друг шёл за мной, как волк, и злорадно наблюдал. Он полагал, что это очень сложное задание. Народу в три часа дня на Спиридоновке мало, а женщин не было вовсе. И вот наконец-то появилась издалека дама: в годах, с причёской и в тёмных очках. Да, и вся в чёрном. Я пошел ей навстречу и спросил: «Можно ли вас поцеловать?» Она от меня шарахнулась и спросила с сильным акцентом, говорю ли я по-английски. Задача усложнилась и тем самым меня обрадовала. Тогда я сказал на своём вполне среднем английском, что сегодня очень счастлив и мне просто необходимо её поцеловать, потому что я так загадал. Она спросила: «Are you really happy?» Я сказал: «Да! Очень». Тогда она сказала: «Come on». Я поцеловал её три раза, в щёки, разумеется. Она спросила, почему три, а я ответил: «Вы что, забыли, мы в России!» Она посмеялась, пошла было восвояси, прошла три шага, остановилась, повернулась и без разговоров поцеловала меня в щеку. И ушла не оглядываясь и помахивая рукой. Мой друг был счастлив оттого, что выиграл. Я был счастлив оттого, что проиграл. Англичанка, наверное, была счастлива оттого, что встретилась с непостижимой русской душой.

      Это я всё к тому, что препираться не стоит, а поспорить с товарищем можно. Разыграть кого-нибудь. Выдумать что-нибудь бессмысленное и бесполезное, шалить. Особенно в неприятные, длинные и наполненные плохими новостями дни.

      9 июля

      У меня наконец-то нашлась общая любовь и интерес с моей дочерью Наташей. Ей одиннадцать лет, скоро двенадцать. И у нас есть НАША тема – творчество великого и прекрасного Хаяо Миядзаки, японского художника и автора