Вода, в которой мы рыбы. Стас Нестерюк

есла, два стула и табуретка – всё это стоит на своих обычных местах. Хотя всего несколько мгновений назад в этой комнате была драка. Стол был сдвинут, клеёнка с него сдёрнута, монитор свалился в кресло, занавеска оторвалась, стулья опрокинулись, табуретка отлетела в сторону после того, как враг пытался ударить ею Мальцева по голове…

      Последнее, что он помнил, это как, изловчившись, схватил противника за шею и, резко повернувшись, в падении на кровать изо всей силы треснул головой о стену, желая убить. Громкий хруст, и сразу за этим – полная, могильная тишина. Сквозь которую вдруг доносится стук клавиш и голос, словно в фильме за кадром: «Роман этот никогда не был написан. Всё, о чём вы читаете, – игра вашего собственного воображения».

      – Никогда не был написан… – медленно повторил Мальцев вслух, словно пробуя произносимые слова на вкус. – Хорошая фраза для того, чтобы начать с неё роман! Жаль только, что я никогда не писал романов…

      «Значит, сон, – подумал он, оглядев комнату. – Ну, хорошо…»

      Откинул одеяло, поднялся, нащупал ногами тапочки и прошлёпал в совмещённый с ванной туалет, где остановился напротив большого зеркала. Помятое лицо выдавало усталость от затянувшегося пьянства.

      – А не написать ли тебе, действительно, роман? – спросило отражение, шевеля губами. Первая фраза есть – считай, что полдела сделано! Он открыл душ, настроил температуру воды и залез в ванну.

      Владимир Семёнович Мальцев уже лет десять считался подающим надежды молодым писателем. Но романов не писал. Сочинял небольшие рассказики, которые относил для прочтения в литстудию «Тритон», обсуждался на местных семинарах и изредка публиковался в городском журнале «Параллель». И один раз, четыре года назад, имел успех. Его опубликованную сказку тогда сразу же адаптировали для постановки в местном кукольном театре. Затем приглашали на телевидение, брали интервью, устроили авторский вечер, хорошо освещённый в прессе… Словом, дали почувствовать себя звездой. После чего ни один его новый рассказ даже отдалённо не имел успеха, сопоставимого с прежним. И это затянувшееся ожидание нового луча славы внесло тревогу в прежде наполненное радостью течение жизни Мальцева.

      …Намылившись, Владимир потёр мочалкой левое плечо и ощутил внезапную боль. Скосив глаза, увидел отчётливый синий след зубов. «Вот те раз, вампиры!» – подумал, и тут же память о вчерашнем дне включилась, словно по нажатию невидимой кнопки.

* * *

      Вчера, придя с работы на час раньше обычного, он сразу сел за компьютер, хотел набросать свежий рассказик, но успел набрать всего несколько строк, когда в дверь позвонили…

      – С наступающим Днём защитника Отечества тебя, дорогой товарищ!

      На пороге стояли Матвей Зайкин с женой и Юрка Пирогов. Зайкин – бывший одноклассник Мальцева, лучший школьный друг, а Пирогов – однокурсник Зайкина по техникуму электроники, куда тот поступил после восьмого класса. С Галиной Зайкин познакомился на заводе, и все трое работали в одном цехе, откуда после смены и шли. Завод их находится в двух кварталах от дома, в котором живёт Мальцев, вот они и заглянули; у них тоже был предпраздничный короткий день. Принесли с собой бутылку водки и кое-какую закуску…

      Присели. Выпили достаточно быстро, после чего, невзирая на протесты Галины, мужчины возжелали продолжить. Тогда-то Зайкин и предложил поехать к Полковнику.

      – У Черкашиных наверняка столы накрыты; поехали, Юра, к нему!

      Мальцев успел подумать, что посидит ещё немного за клавиатурой, но тут уже Пирогов возразил:

      – Некрасиво получается, товарищ прапорщик! Пришли к человеку, душу ему растравили, а теперь бросаем? Нет уж! Поехали с нами, Володя!

      Прапорщик – это Зайкин, прослуживший пятнадцать лет на границе большой Родины вдали от малой. Так его в шутку, в противовес полковнику полиции Олегу Черкашину, их третьему однокурснику, называл постоянно Юрка. Мальцев же всегда называл Зайкина на немецкий лад: Матеус – по старой школьной привычке. (Был во времена их юности такой футболист – Лотар Маттеус.)

      С Пироговым Мальцев всегда общался через Матеуса, но сейчас, когда тот позвал его лично, Мальцев решил, что отказываться неудобно…

      Чуть позже в полупустом троллейбусе Зайкин занял высокое место «на колесе», громко запел «Баньку» Высоцкого и отказался платить за проезд:

      – И ты не плати, Владимир Семёныч! Сегодня за мой счёт!

      Обычно он звал Мальцева просто Семёнычем, но сейчас не смог устоять, чтобы не подчеркнуть совпадающее с поэтом имя друга.

      Мальцев в этот момент подумал, что товарищи его, похоже, начали праздновать ещё на работе, потому что для одной бутылки были слишком весёлые.

      – Я на государственной службе и выполняю важное задание! – кричал прапорщик, показывая удостоверение, когда подошла кондукторша. Красные корочки резко отбивали у многих желание продолжать прения. Однако кондуктор, кивнув на Мальцева, всё же спросила:

      – А второй кто? Тоже из органов?

      – А это американский шпион, – не моргнув глазом ответил Зайкин. – Я его в управление везу. Ему теперь