Циники. Бритый человек (сборник). Анатолий Мариенгоф

или, что, чтобы угодить на общий вкус, надо себя «безобразить». Согласитесь, это очень большая жертва, для которой нужно своего рода геройство.

Лесков

      1918

1

      – Очень хорошо, что вы являетесь ко мне с цветами. Все мужчины, высуня язык, бегают по Сухаревке и закупают муку и пшено. Своим возлюбленным они тоже тащат муку и пшено. Под кроватями из карельской березы, как трупы, лежат мешки.

      Она поставила астры в вазу. Ваза серебристая, высокая, формы – женской руки с обрубленной кистью.

      Под окнами проехала тяжелая грузовая машина. Сосредоточенные солдаты перевозили каких-то людей, похожих на поломанную старую дачную мебель.

      – Знаете, Ольга…

      Я коснулся ее пальцев.

      – …после нашего «социалистического» переворота я пришел к выводу, что русский народ не окончательно лишен юмора.

      Ольга подошла к округлому зеркалу в кружевах позолоченной рамы.

      – А как вы думаете, Владимир…

      Она взглянула в зеркало.

      – …может случиться, что в Москве нельзя будет достать французской краски для губ?

      Она взяла со столика золотой герленовский карандашик:

      – Как же тогда жить?

2

      После четырехдневной забастовки собрание рабочих тульского оружейно-патронного завода постановило:

      «…по первому призывному гудку выйти на работу, т. к. забастовка могла быть объявленной только в силу временного помешательства рабочих, страдающих от общей хозяйственной разрухи».

3

      Чехословаки взяли Самару.

4

      В Петербурге хоронили Володарского. За гробом под проливным дождем шло больше двухсот тысяч человек.

5

      ВЧК сделала тщательный обыск в кофейной французского гражданина Лефенберга по Столешникову переулку, дом 8, и в кофейной словака Цумбурга тоже по Столешникову переулку, дом 6. Обнаружены пирожные и около 30 фунтов меда.

6

      Вооруженный тряпкой времен Гомера, я стою на легонькой передвижной лесенке и в совершеннейшем упоении глотаю книжную пыль.

      Внизу Ольга щиплет перчатку цвета крысиных лапок.

      – Нет, Ольга, этого вы не можете от меня требовать!

      Она продолжает отдирать с левой руки свою вторую кожу.

      – Итак, вы хотите, чтобы я поделился с прислугой этим ни с чем не сравнимым наслаждением? Вы хотите, чтобы я позволил моей прислуге раз в неделю перетирать мои книги? Да?..

      – Именно.

      – Ни за что в жизни! Она и без того получает слишком большое жалованье.

      – Марфуша!

      От волнения я теряю равновесие. Мне приходится, чтобы не упасть, выпустить из рук тряпку времен Гомера и уцепиться за шкаф. Тряпка несколько мгновений парит в воздухе, потом плавно опускается на Ольгину шляпу из жемчужных перышек чайки.

      О ужас, античная реликвия черной чадрой закрывает ей лицо!

      Ольга давится пылью, кашляет, чихает.

      Со своего «неба» я бормочу какие-то извинения. Все погибло. С земли до меня доносится:

      – Марфуша! Входит девушка, вместительная и широкая, как медный таз, в котором мама варила варенье.

      – Будьте добры, Марфуша, возьмите на себя стирание пыли с книг. У Владимира Васильевича на это уходит три часа времени, а у вас это займет не больше двадцати минут.

      У меня сжимается сердце.

      – Спускайтесь, Владимир. Мы пойдем гулять.

      Спускаюсь.

      – Ваша физиономия татуирована грязью.

      Моя физиономия действительно «татуирована грязью».

      – Вам необходимо вымыться. Работает ли в вашем доме водопровод? Иначе я понапрасну отсчитала шестьдесят четыре ступеньки.

      – Час тому назад водопровод действовал. Но ведь вы знаете, Ольга, что в революции самое приятное – ее неожиданности.

7

      Мы идем по Страстному бульвару. Клены вроде старинных модниц в больших соломенных шляпах с пунцовыми, оранжевыми и желтыми лентами.

      Ольга берет меня под руку.

      – Мои предки соизволили бежать за границу. Вчера от дражайшего папаши получила письмецо с предписанием «сторожить квартиру». Для этого он рекомендует мне выйти замуж за большевика. А там, говорит, видно будет.

      По небу раскинуты подушечки в белоснежных наволочках. Из некоторых высыпался пух.

      У Ольги лицо ровное и белое, как игральная карта высшего сорта из новой колоды. А рот – туз червей.

      – Хочу мороженого.

      Я отвечаю, что Московский Совет издал декрет о полном воспрещении «продажи и производства»:

      – …яства, к которому вы неравнодушны.

      Ольга разводит плечи:

      – Странная какая-то революция.

      И говорит с грустью:

      – Я думала, они первым долгом поставят гильотину