Царь-девица. Марина Цветаева

ерст округ разит.

      Как у мачехи у младенькой – сынок в потолок,

      Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,

      Вместо щек – одни-то впадинки, губы крепко молчат.

      Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…

      Поведешь в его сторонку оком —

      Смотрит в стену.

      Дай-ка боком

      Д’ненароком

      Да задену!

      Ночь первая

      Спит Царевич, распростерся,

      Спит, не слышит ничего,

      Ровно палочкой уперся

      Месяц в личико его.

      Соврала, что палочкой:

      Перстом светлым, пальчиком.

      И стоит бабенка шалая

      Над мальчиком.

      “Скрытные твои ресницы, —

      Без огня сожжена!

      Отчего я не девица,

      А чужая жена!

      Отчего-то людям спится,

      А мне плачется!

      Отчего тебе не мать родная

      Я, а мачеха?

      На кроваточке одной

      Сынок с матушкой родной.

      С головеночкой льняной

      Ребеночек мой!

      Молчи, пес цепной!

      Не реви, царь морской!

      Проходи, сон дурной!

      Ребеночек – мой!

      В кипяток положь яйцо —

      Да как не сварится?

      Как на личико твое цветочное

      Не зариться?

      Для одной твоей лежанки

      Я на свет рождена.

      Я царевичу служанка —

      Не царёва жена.

      Обдери меня на лыко,

      Псам на ужин изжарь!

      Хошь, диковинный с музыкой

      Заведу – кубарь?

      Гляжу в зеркальце, дивлюся:

      Али грудь плоска?

      Хочешь, два тебе – на бусы —

      Подарю глазка?

      Не введу в расход, – задаром!”

      А сынок в ответ,

      – К взрослым пасынкам – нестарым

      Мачехам ходить не след. —

* * *

      “Дай подушечку поправлю!”

      – Я сам примощусь! —

      “Как же так тебя оставлю?”

      – Я и сам обойдусь! —

      “Ай пониже? Aй повыше?”

      – Мне твой вид постыл! —

      “Видно, разум твой мальчиший

      Звоном по морю уплыл.

      Али ручки не белы?”

      – В море пена белей! —

      “Али губки не алы?”

      – В море зори алей! —

      “Али грудь не высока?”

      – Мне что грудь – что доска! —

      “Можно рядушком прилечь?”

      – Постеля узка! —

      “Коль и впрямь она узка – свернусь в трубочку!

      Говорливые мои шелка? – скину юбочку!

      Все, что знала, позабыла нынче за ночь я:

      Я крестьяночка, твоей души служаночка!”

      А Царевич ей в ответ

      Опять всё то же:

      Всё: негоже, да не трожь,

      Не трожь, негоже!

      “Али личиком и впрямь не бела?”

      – Не страми родство, да брось озорство! —

      “Ох, зачем тебя не я родила?”

      – Мне не надо твоего – ничего! —

      “Ох, височки, волосочки мои!”

      – Корабельные досочки мои! —

* * *

      Поздний свет в ночи, да треньканье струн…

      То царевичев усердный шептун

      Три свечи зажег – да вниз головой,

      Да псалмы поет на лад плясовой.

      На угодничков плюет, давит мух,

      Черных сродничков своих славит вслух.

      – Распотешь себя, душа, распотешь! —

      Над лампадочкой святой клонит плешь.

      – Слюнка, слюнка моя, верный плевок!

      Ты в лампадочке моей – поплавок.

      Я недаром старичок-колдунок:

      Не царевичев ли вижу челнок?

      Шея лебедем, высок, белогруд,

      В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.

      Всколыхнулася лазурная рябь:

      К нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!

      Подивись со мной, пророк Моисей!

      Купины твоей прекрасной – красней!

      Посередке же, с простертой рукой —

      Не то Ангел, не то Воин какой.

      Что за притча? Что за гость-за-сосед?

      Не