Красный цветок. Екатерина Оленева

одеяльце. Тёмный, продуваемый всеми залётными сквозняками закуток, от лачуги, где ночевала моя мать с очередным любовником, отделяла лишь тонкая фанерная дверь.

      За ней сейчас стояла подозрительная тишина.

      Так тихо себя эта парочка никогда не вела. Вечерами они бурно предавались сексу, а утро предпочитали начинать с не менее бурного выяснения отношений.

      – Мама? – нерешительно подала я голос, переживая, как бы за проявленное беспокойство не огрести по шее.

      Тишина за дверью с каждой секундой тревожила меня всё сильнее.

      На мой решительный стук ответа не последовало.

      Толкнув дверь, я заглянула в комнату и увидела жуткую картину.

      Мать, скорчившись в углу на кровати, испуганно обхватила колени руками. Глаза у неё были полны запредельного ужаса, совсем как у ребенка, потерявшегося на улице.

      Рядом с нею лежал на животе её любовник, широко раскидав длинные руки и ноги. У него под лопаткой у него дерзко торчал нож.

      Крови почти не было. Лишь несколько багряных капель окрасили сомнительную белизну простыни.

      Прежде, чем я успела испуганно завизжать, раскатистым басом ударило по стенам:

      – Клойс? Эй, Клойс? Хоть девка тебе осталась отменная, всё равно пора уходить. Давай, поднимайся! Живо!

      Сначала я увидела ноги. Огромные. Потом, подняв голову, встретилась взглядом с разъяренным троллем.

      Нет, то, что тролли это всего лишь выдумка суеверных северных горцев я знала. Просто мужик, с его широченными плечами и окладистой неухоженной бородой, на тролля походил до невероятности.

      Троль замер, исподлобья оглядывая открывшуюся взгляду сцену.

      Потом, шагнув к кровати, коротким, заскорузлым пальцем надавил на то место, где у покойника должна была быть сонная артерию, будто нож в спине недостаточно красноречиво свидетельствовал о смерти его напарника или подельника, или кем он ещё там ему приходился?

      – Он не дышит! – протянул мужик, обвиняюще глянув на мать. – Он мёртв, слышишь?! Ты!? – повернулся он к ней. – Это ты его убила? Отвечай!

      Схватив мать за плечи, он рывком сорвал её с кровати – силища в нём была богатырская, по мелочам не растраченная.

      – Хотела, шлюха, чужим добром поживиться?! Сейчас ты у меня узнаешь, как обирать честных людей!

      – С ума сошел? – пыталась урезонить его мать. – Зачем мне его смерть? Да у него с собой денег даже расплатиться не было!

      – За это ты его и порешила? Да?

      На пороге возникли ещё две упитанные рожи. Я, по наивности, подумала, что они вступятся за нас.

      Но «рожи» предпочли присоединиться к троллю. Держать сторону слабого редко бывает выгодно, к тому же это часто и небезопасно.

      – А ну-ка, ребята, держите-ка шлюху крепче! – приказал тролль свои подельникам. – Я сейчас проучу эту шлюху. А ну, отвечай, зачем ты укокошила нашего друга?

      – Да кто ты такой, чтобы меня допрашивать?! – никогда не отличавшаяся кротким нравом, запальчиво выкрикнула мать. – Отвечу, если что, Дознавателю. А ты – ступай к Слепому Ткачу!

      Тролль короткопалой клешней ухватил мать за шею.

      – Дерзишь, гадина? Много о себе возомнила, маговская подстилка!

      Мать хрипела, тщетно пытаясь разжать его пальцы на своём горле.

      Напуганная и возмущенная, я применила Силу. Ту самую, что строго-настрого наказывалось таить и прятать.

      Рой оранжевых искр полетел в наших мучителей. Магические угольки опалили косматые бороды, кустистые брови, оголяя шишковатые затылки, негуманно лишая вшей законного местожительства. По комнате распространился запах жжёной пакли.

      В следующее мгновение мужики уже неслись по коридору, дико подвывая:

      – Люди! Ведьма! Ведьма! Пламя – для ведьмы!!!

      Мать, жадно ловя ртом воздух, держалась руками за распухающее горло. Я испуганно к ней припала.

      – Что же ты натворила, девочка моя глупая? Я же тебя столько раз предупреждала. Но ничего, Одиффэ, ничего… мы выберемся.

      – Что мне было делать? – заломила я руки в отчаяние. – Он бы убил тебя!

      – Ведьма! Ведьма! Пламя для ведьмы! – ревела собирающаяся под нашими окнами толпа.

      Взгляд матери сделался затравленным, почти безумным:

      – Вставай! Вставай же! Нужно бежать.

      Но сбежать мы не успели. Разъяренная, разгоряченная свора ворвалась в комнату. В считанные секунды нас скрутили и с гиканьем выволокли на улицу. Не обращая никакого внимания на мольбы и просьбы, привязали к столбу.

      «Ведьме – пламя! Ведьме – пламя! Ведьме – пламя!» – неслось со всех сторон.

      Жутко разевались рты, щелкали зубы.

      – Ведьме – пламя!

      – Нет!!! – завизжала я, забившись в истерике. – Не хочу умирать!!! Не хочу!!! Не надо, пожалуйста! Не убивайте…

      В лицо ударило тухлое яйцо. Разбившись, противной кашей поползло по коже. Потом